Автобус подпрыгивал на выбоинах. Водитель матерился, объезжая заполненные водой ямы, иногда даже выезжал на встречную полосу. Народу в автобусе ехало мало, рабочий день всё-таки.
Вячеслав смотрел в окно на почерневший осевший снег. Ещё немного и он совсем растает, а там и до лета рукой подать. На очередной выбоине автобус подпрыгнул, и водитель снова смачно выругался.
— Так и без колёс остаться можно.
Наконец, впереди показалась ограда кладбища, за которой темнели ряды памятников.
Каждый раз, приезжая сюда, Вячеслав испытывал тягостное чувство предопределённой безысходности и скоротечности жизни. Думать, что когда-нибудь он тоже найдёт здесь покой, не хотелось. Приезжал сюда не по велению сердца, а исполняя ритуал. Так положено — иногда навещать могилы близких в определённые даты. Ему стало совестно своих мыслей, и он шумно вздохнул.
Автобус остановился перед воротами кладбища. Двери с шумом распахнулись, и пассажиры стали выходить, разминать ноги. Народ сразу направился к рядам искусственных цветов, стоявших вдоль забора. Вячеслав тоже медленно пошёл мимо, высматривая живые цветы. От разноцветных ярких лепестков, пропитанных воском, рябило в глазах. В конце ряда он заметил женщину, перед которой стояло ведро с красными гвоздиками.
Вячеслав купил четыре гвоздики и вошёл в ворота кладбища. Дорожки тонули в лужах. Он старался их обходить, но под рыхлым снегом вдоль дорожек тоже хлюпала вода. Запоздало пожалел, что надел старые зимние ботинки.
Он дошёл почти до кромки леса и свернул налево. Могилу жены нашёл стразу, по кресту. «Пора ставить памятник. А может, подождать? Сын потом сразу один на двоих сделает?» Вокруг уже не осталось временных крестов. Он окинул уходящий вперёд город мёртвых. Много новых могил появилось с тех пор, как был тут последний раз осенью.
Перешагнул через низкую оградку и встал в осевший снег, потоптался на нём, приминая. Почувствовал, что всё-таки промочил ноги.
— Здравствуй, Лида.
С выцветшей фотографии в рамке, стоявшей у креста, ему улыбалась жена. Он любил этот снимок. Запомнил её именно такой, хоть ей здесь всего тридцать шесть.
Вспомнил тот день рождения. С утра сбегал за цветами, а когда пришёл, Лида уже проснулась, нарядилась в новое платье. Он подарил ей золотые серёжки. Она сразу вдела их в уши и радостно улыбалась. Он успел сфотографировать этот момент. Как вчера было…
— С днём рождения. Сегодня тебе исполнилось бы пятьдесят шесть. — Вячеслав примерился, куда пристроить гвоздики.
Вся могила была покрыта искусственными цветами, воткнутыми в землю. Вот они не выгорели, не потускнели, словно их только вчера принесли.
Вячеслав наклонился, вытащил из снега одну веточку жёлтых цветов перед самым крестом, воткнул её в снег в ногах могилы. На её место положил гвоздики. Земля замёрзшая, хрупкими стеблями не проткнуть, а снег скоро растает, гвоздики всё равно упадут. Они выглядели скромными на фоне аляповатых искусственных бутонов. Но всё-таки живые.
— Скучаю по тебе. Но приходить сюда часто не могу. Извини и не сердись. Я заслужил лежать здесь, а не ты. А жизнь вон как распорядилась…
Он говорил долго, рассказывал новости, глядя на портрет, пока ноги совсем не замёрзли. То и дело тишину нарушало карканье ворон. И от этого становилось ещё тревожнее и тоскливее.
— Пойду я, Лидушка. Надел старые ботинки и промочил ноги. И отругать некому. Теперь после Пасхи приду, когда тут сухо будет. Тогда и могилку твою приберу, новую фотографию принесу, такую же. Больно ты тут красивая. Прости меня за всё. – Он вздохнул, перешагнул через оградку и, не оглядываясь, пошёл к выходу с кладбища.
На остановке в ожидания автобуса уже стояли несколько человек. Когда, наконец, он сел в автобус, пальцев ног почти не чувствовал.
Домой еле дошёл. Сразу снял мокрые ботинки и носки, поставил чайник на плиту и когда он вскипел, выпил два стакана чая с мёдом. Надел сухие шерстяные носки, включил телевизор и лёг на диван. Шёл какой-то фильм. От чая Вячеслава разморило и потянуло в сон…
***
Маша пришла к ним на стройку после техникума. Молоденькая, глазастая, на носу веснушки, а улыбка такая, словно весеннее солнышко выглянуло из-за облаков. Вячеслав откровенно любовался ею. У него жена, сын в третий класс ходит, а он от девчонки глаз отвести не может. И что делать, если она то и дело попадается на глаза? Не отворачиваться же.
Как-то незадолго до Нового Года они встретились на остановке автобуса. Маша куталась в воротник пальто. В больших глазах отражались огни уличных фонарей. Вячеслав поглядывал на неё украдкой. Когда подошёл автобус, он растолкал всех и вошёл следом за ней, сел на сиденье рядом.
— Здравствуйте, Маша. Домой? – спросил он, чтобы начать разговор.
— Да. А вы?
— И я. – Вячеслав помолчал. – Ёлку уже нарядили?
— Нет. Отец всегда покупал живую. Она лежала на балконе. А тридцатого декабря мы все вместе её наряжали. А запах какой стоял в квартире! И сразу становилось весело и празднично.
— Так сегодня же тридцатое декабря. У вас на балконе лежит живая ёлка? – спросил Вячеслав.
Маша рассмеялась звонко и весело. Вячеслав залюбовался ею.
— Родители далеко, а ёлка у меня искусственная. Сейчас приду домой, достану коробку, соберу ёлку и наряжу её. Обязательно повешу на неё конфеты. Так мама раньше делала. Потом буду пить чай и любоваться. – Она снова рассмеялась.
Вячеслав живо представил комнату, ёлку, разрумянившуюся Машу, которая тянется рукой с шаром к верхней ветке… А в кухне уютно шумит чайник на плите…
— А можно мне к вам? В гости? – неожиданно для самого себя спросил он.
— Зачем? – растерялась Маша.
— Елку помогу наряжать. Потом будем с вами чай пить. — Он смутился от своей наглости.
Что она сейчас о нём подумает? Вячеслав торопливо снова заговорил:
— Вы так сказали, про чай, ёлку… Знаете, у меня жена с сыном две недели назад ёлку нарядили. Пришёл с работы, а она стоит. Сын не утерпел. Наверное, привык уже к ней. А так хочется всплеска эмоций, праздничного настроения…
— Ну что ж. Поехали, — просто сказала Маша и поглядела на него своими большими глазами.
Он быстро собрал ёлку, они вместе нарядили её шарами и гирляндой, весело смеясь и толкаясь. Было такое чувство, что он давно знает эту девушку. Чувствовал, что и ей хорошо с ним. Потом они пили чай… И он ушёл, хоть совсем не хотелось.
А в новогоднюю ночь снова приехал к Маше. Уже не помнил, что наврал жене. Нет, он прекрасно помнил, что сказал тогда, и как Лида посмотрела на него, словно всё поняла. Но сделать с собой ничего не мог. Тянуло к Маше, затягивало как в воронку, и сопротивляться не было сил. Да и не хотел, если честно.
Так и стал к ней захаживать. Маша ни о чём не спрашивала. Только иногда он замечал тоску в её глазах. Такую же тоску видел в глазах Лиды, когда возвращался от Маши.
Однажды Вячеслав шёл, домой полный решимости всё рассказать жене. Не мог больше жить так. Знал, что Лида будет плакать, скандалить. Ничего. Лишь бы не запретила видеться с сыном. Он вошёл в квартиру, и жена бросилась к нему со слезами на глазах.
— Что случилось? – спросил, а сам удивился, откуда она узнала.
Хотя, может, это и к лучшему.
Лида сказала, что его мать попала в больницу в тяжёлом состоянии. Тут уж стало не до выяснения отношений.
А потом пришлось забрать мать к себе. Самостоятельно жить она уже не могла. И Лида без сомнений согласилась, хотя понимала, что уход за свекровью ляжет на её хрупкие плечи.
Теперь Вячеслав не мог уйти из дома, не мог оставить свою мать на Лиду. Сначала наняли сиделку. Но однажды Лида пришла с работы раньше времени и застала её пьяной. Сразу выгнала.
Решили не испытывать больше судьбу, не доверять мать чужому человеку. Лида уволилась с работы и стала сама ухаживать за ней.
Вячеслав пришёл к Маше попрощаться. Просил прощения, что запудрил ей мозги, что не хочет ломать ей жизнь, и жену оставить с матерью тоже не может. Маша молодая, замуж нужно выходить, детей рожать, а она с женатым связалась.
В прихожей Маша подошла к нему и прижалась. Так они стояли довольно долго, пока она не оттолкнула его.
Шёл домой и обзывал себя ничтожеством, трусом. На работе при встрече они кивали друг другу и отводили глаза. А однажды Вячеслав увидел, как её провожал молодой практикант, симпатичный, в очках. Думал, сердце разорвёт от ревности. Несколько дней ходил как в воду опущенный. А вскоре Маша вышла за очкарика замуж.
Мать умерла через три года, перед самым Новым годом. После похорон Лида отдохнула с месяц и вышла на работу. Во время прохождения медицинской комиссии у неё нашли опухоль. И всё закрутилось: операция, потом десяток курсов химиотерапии, ещё одна операция и снова химия…
Однажды на остановке Вячеслав встретил Машу.
— Ты плохо выглядишь. Устал или всё плохо? – спросила она и с тревогой посмотрела на него.
— Сначала мать болела, теперь жена. Это я во всём виноват. Знаешь, я шёл тогда сказать жене, что ухожу от неё, и, как специально, именно в этот день мама попала в больницу. Не успел её похоронить, как жена… Бог наказал меня за любовь к тебе, за желание уйти из семьи.
Маша испугано посмотрела на него.
— Значит, и меня наказал, — произнесла она тихо.
— А тебя-то за что? – удивился Вячеслав.
— За то, что женатого полюбила. У меня ведь не может быть детей. А муж очень хотел. Он ушёл от меня. – Маша отвернулась.
— Прости, — только и сказал Вячеслав.
В автобусе он снова сел с ней рядом, но они всю дорогу молчали, каждый думал о своём.
Уставшая бороться с болезнью, Лида уже почти не вставала. Ходила по стеночке до туалета и обратно. Похудела, истончилась вся. А ему было стыдно смотреть ей в глаза. Почему за его измену болезнь постигла её, а не его?
— Может, ты что-нибудь хочешь? Скажи, я куплю. Ты ничего не ешь. – Вячеслав сел на край кровати и взял хрупкую руку жены. Она утонула в его большой ладони.
— Ничего не хочу. Посиди со мной, — с одышкой сказала она. — Я знала, что у тебя есть другая. Не спрашивай, откуда. Всё ждала, когда уйдёшь от меня. Боялась и ждала.
— Нет больше никого. Давно. Почему не сказала, что знаешь?
— Зачем? Любила тебя сильно. Знаешь, я сама виновата. Столько раз ночами не спала, всё думала. Я желала, чтобы ей отлились мои слёзы. А выходит, на себя беду накликала. Я даже рада была, когда твоя мама заболела. Ведь из-за неё ты не бросил меня. Ведь хотел уйти? Хотел?
— Нет. Я бы никогда не ушёл от тебя, — не глядя в глаза жене, сказал Вячеслав.
— Теперь неважно. Если бы знала, что так будет… Ты молодой ещё. Если она свободна, то иди к ней, когда я умру.
— Что ты говоришь? Ты поправишься… – он запнулся на полуслове.
Не было сил смотреть, как с каждым днём, по каплям жизнь уходила из Лиды. Хуже наказания за его измену трудно было бы придумать.
— Прости, я виноват во всём. Только я. – Он прижался к её руке губами и заплакал.
Через два дня Лиды не стало.
***
Вячеслав проснулся среди ночи от странного сна. Словно всю свою жизнь увидел как в кино, до мелочей, до подробностей. Заново пережил всё это.
Он пошёл на кухню, выпил воды, успокаивая растревоженное сердце. Долго смотрел в окно на ночной город. Что может быть тяжелее одиночества и непроходимого чувства вины? Во сне или наяву вспоминать и переживать всё заново.
Не пойдёт он к Маше. Два несчастных человека, два одиночества не дадут в сумме счастья. Всё прошло давно.
Сын после смерти матери предлагал ему жить вместе. Вячеслав отказался. Мешать не хотел.
Мы часто идём на поводу своих желаний, влюблённости, страсти. И не думаем, что рано или поздно за всё придётся платить. И неизвестно, что лучше — умереть раньше времени, болезнью искупив свои вольные и невольные грехи, или продолжать жить дальше в одиночестве, с чувством вины и боли?
«Мы даже не просим счастья, только немного меньше боли»
Чарльз Буковски
«Каждое утро, просыпаясь, мы получаем кредит в размере 86 400 секунд жизни в день, и, когда мы засыпаем вечером, запас исчезает, а что не было прожито за день — пропало. Каждое утро волшебство начинается по новой, нам опять дают кредит в 86 400 секунд. И мы играем по правилу, обойти которое невозможно: банк может закрыть счет в любой момент без предупреждения; жизнь может остановиться в любую секунду. Что мы делаем с нашими ежедневными 86 400 секундами?
Марк Леви «Между небом и землёй»
Источник: interesnoje.ru
