Цена любви

ЕГО ВЕРСИЯ

Начать хочу вот с чего: что бы ты там ни думала, я тебя любил. Любил в тебе все: ранку на твоем пальчике, полученную оттого, что ты неудачно открыла консервную банку, родинку на твоем плече, любил, как ты смеешься, обнажая чуть заметную щербинку между зубами.

Когда влюбляешься, даже маленький дефект внешности кажется чем-то ужасно милым, я готов был поспорить, ни у одной девушки на свете не было такой восхитительной щербинки. Я мог вечно глядеть на то, как ты готовишь, воркуя над пирогом, или как рисуешь, пританцовывая у мольберта, и с каждым твоим штрихом безликий холст наполняется жизнью.

Установим сразу: большую часть времени мы были счастливы, и упивались этим счастьем. Ты сама сказала однажды, когда я грел твои руки под своим свитером, после того, как мы попали под дождь:

— Я не думала даже, что так хорошо вообще бывает! – и нырнула под мою куртку. В это мгновение мне показалось, что наше счастье такое огромное, что оно не может уместиться в человеческое тело. Оно жгло меня изнутри, заставляя делать кучу глупостей, которые еще пару лет назад я посчитал бы смешными: дарить тебе букеты просто так, ради того, чтобы ты засияла, будто кто-то включил внутри тебя лампочку, скупать в кондитерском магазине вкусняшки, брать с собой запасные варежки, потому что ты непременно забудешь свои, и у тебя будут мерзнуть ручки.

Но я предупреждал тебя, я – собственник. Вначале тебе это казалось чем-то приятным: ты знала, я никогда бы не стал таращиться на других девчонок, для меня не существовало никого, кроме тебя. «Мой собственник», – смеялась ты, сжимая меня в объятьях. Но ты не поняла сути: сама мысль о том, что тебя могли целовать чьи-то чужие губы, заставляла меня сжимать кулаки и чувствовать, как откуда-то снизу поднимается огненная ярость.

Помнишь нашу первую совместную ночь? Забавно называть это ночью, учитывая, что ЭТО произошло с утра. После ты была так смущена, словно стеснялась своей наготы, прильнула ко мне так беспомощно, так доверчиво… Я гладил твои темные, словно горький шоколад, волосы. Я не должен был этого говорить, знал, испорчу все, но это был момент наивысшей близости, и я сказал то, что было у меня на сердце:

– Знаешь, я счастлив, что ты оказалась невинна, – вырвалось у меня. – Если бы у тебя до меня был кто-то другой, мы бы не смогли быть вместе.

Тогда мы впервые поссорились. Помню, как ты вскочила, твои глаза сверкнули как у рыси. Ты схватила одеяло, заметив, что я до сих пор любуюсь твоей наготой, и выскочила в другую комнату.

Я слишком поздно понял, что ты обиделась по-настоящему. Ты сидела у окна, смотрела на дождь.

«Почему для тебя это так важно?» – спросила, не оборачиваясь.

«Потому что я люблю тебя, глупенькая!»

«То есть, если бы ты был у меня не первым, ты бы ушел?»

Я едва удержался, чтобы не сказать: «Да», зная, это окончательно убьет флёр едва сохранившейся романтики. Я пошел в магазин, купил цветов, купил твоих любимых ирисок, сделал какао и отнес тебя на руках в постель, где целовал до тех пор, пока все глупые мысли не выветрились из твоей головы. «Ты будешь моей, всегда только моей», – шептал я. Тот эпизод мы замяли.

Но мысль о том, что ты можешь быть с кем-то другим, не оставляла. Что мне в тебе не нравилось, так это твоя нечеловеческая общительность. «Это же так интересно общаться, узнавать что-то новое, – говорила ты, и твои глаза зажигались, — Пойми, я очень люблю тебя, но есть люди, которые были со мной всю мою жизнь. Их дружба необходима мне, как воздух!»

Ага, ага. Ходил я на встречу с твоими друзьями. Нет, не так, «друзьями». Дружбы между мужчинами и женщинами не существует – давно установленный факт. Только такая наивная девочка, как ты, могла поверить, что они реально дружат, а на самом деле они только и думают, как залезть тебе под юбку. Я тоже сначала с тобой «дружил».

Возможно, иногда я действительно перегибал палку. Да, я брал твой телефон и читал сообщения. Не понимаю, почему ты каждый раз вспыхивала, когда узнавала об этом. Однажды мне пришлось забрать телефон чуть ли не силой, ты вцепилась в него, как кошка. Я решился на крайнюю меру: пригрозил, что уйду. О, сколько муки было в твоем взгляде. Только когда я оделся, и полностью завязал шнурки от кроссовок, ты протянула его, залившись злыми слезами.

Не понимаю, к чему эти слезы! Разве не здорово доверять друг другу полностью? Каждая девушка мечтает о том, чтобы парень интересовался малейшим движением ее мысли, каждой секундой ее жизни! Зачем же ты меняла пароли, глупышка, и удаляла сообщения, если там только мелкие женские секретики! Думала, я не знаю, что твоя подруга Рита меня ненавидит? Меня коробило от самого факта, что ты не могла довериться мне полностью. Когда любишь кого-то, становишься с ним единым, скрытничаешь – значит, тебе есть что скрывать! Я был готов дать тебе свой телефон в ответ: читай, милая. Но ты говорила, что я мерзок в такие моменты. Неужели тебе все равно?

Признаюсь, я бы отдал все на свете за каплю твоей ревности, за то, чтобы увидеть: ты раздираема тем же огнем. Но ты не ревновала меня, даже когда я специально оставил телефон с сообщением от подруги, которая написала то, что когда-то хотела подарить мне свой первый поцелуй. Ты его даже его не видела, спокойно рисовала море и солнце, размахивая кисточкой и пританцовывая у мольберта. На твоем лице было выражение все того же спокойного умиротворения, в которое я влюбился когда-то, и которое так бесит меня сейчас.

Я злился, меня не оставляла в покое эта мысль: что ты не изменяешь мне, просто потому что у тебя нет такой возможности, потому что Я тебе ее не оставил. Что ты сделаешь, как только эта возможность появится?

И тут меня торкнуло! Все это время я боялся, что ты попадешь в ситуацию, где это возможно! А мне всего-то нужно было эту ситуацию организовать!

Не то, чтобы я всерьез собирался это делать. Я написал одному бабнику из твоего окружения сначала в шутку. Так называемому «другу», что не сводит с тебя похотливых глаз. Я выжил его из твоего окружения одним из первых, а сегодня, признаться, немного пожалел. Сеттинг – Петербург, город твоей мечты. Что там делать, ему виднее: потаскать тебя по клубам, купить цветов… Все расходы за это беру на себя (ты бы засмеялась от удивления, узнав насколько дорого я оцениваю твою любовь)… Он ломался как девка, но, когда я назвал крупную сумму, да еще в долларах, он согласился. После удачной операции я обещал эту сумму удвоить. Вот оно, человеческое благородство, одно лицемерие. Все покупается, все продается.

Когда я сказал, что мы отправляемся в Питер, ты так обрадовалась, что заплакала от счастья. Я не думаю, что в нашем мире хоть какая-то девушка на это способна – расплакаться от переизбытка любви и благодарности. Признаюсь, я даже испытал легкий укол вины, в какую-то секунду я почувствовал непростительную слабость, мне хотелось отменить все, послать все мои планы к чертям, собрать чемодан и поехать с тобой в город разводящихся мостов и белых ночей. Чтобы мы сидели в кафе, в котором ты побывала в детстве (помню, как ты часто это вспоминала), пили настоящий густой горячий шоколад, чтобы накинуть тебе свою куртку на плечи, когда у тебя замерзнут ладони…

Обещаю себе — если ты выдержишь, оставшиеся пятьсот долларов я потрачу на обручальное кольцо. Приеду в Питер первым рейсом, и будут у нас и белые ночи и мосты, как ты и мечтала!

ЕЕ ВЕРСИЯ

Начать хочу вот с чего: что бы ты там ни думал, я тебя любила. Любила в тебе все: любила твой запах, любила то, как ты смешно и неуклюже пытаешься обо мне заботиться, будто бы я маленькая девочка. Любила тебя кормить: признаюсь, я с трудом высиживала последние пары в универе перед нашей встречей: под партой листала кулинарные группы, выбирая, что бы тебе приготовить сегодня. Все предвкушала, как ты будешь есть мою еду, как тебе будет вкусно, как у тебя зарозовеют щеки. Любила наши разговоры до первых рассветных лучей…

Когда ты сказал, что ты «собственник», и спросил, не будет ли это проблемой, я только засмеялась. Понимаешь, я, наверное, очень консервативная, не понимаю всех этих модных приколов, со свободными отношениями. Ты так обрадовался, что взял меня на руки и закружил:

— Если мы вместе, то вместе по-настоящему! У нас не должно быть секретов, ты – часть меня, я — часть тебя! По-настоящему! – вопил ты, захлебываясь от восторга. Над моей головой кружился снег, и, казалось, мы с тобой только одни в этом вращающимся чудесном мире!

Знала бы я, что это значит! На следующей неделе, отойдя на минутку по малой нужде, обнаружила тебя вольготно раскинувшимся в моем кресле. Ты читал что-то в моем телефоне. Когда я это увидела, я была в состоянии легкого шока, даже не оттого, что ты позволил себе взять мою вещь, в твоем лице не было ни капли смущения. Ты поднял на меня глаза:

— Вот тут сообщения не вяжутся между собой, тут ты явно что-то удалила? Наверное, там было (дальше следовало самое безумное предположение, до которого только можно додуматься). – Потом ты признался, что пошутил. Но у меня было ощущение, что меня ткнули в ссаную тряпку, как нашкодившего котенка.

Вскоре я действительно стала удаляла сообщения. Я научилась вести себя как шпион: удалять так, чтобы получался относительно связный диалог. Не могла я иначе. Вот тут Рита описывала свой первый опыт близости, мне, своей лучшей подруге. Конечно, о таких вещах лучше говорить лично, но она написала, что я могу здесь поделать! Вот тут — друг жаловался на то, что он расстался с девушкой. Из каждого его слова сочится боль и бессильная ярость.

Все эти люди написали мне, они не тебе написали! Это мне, а не тебе они открыли свои сердца. Ты бы лишь посмотрел на них с холодным любопытством, как смотрит гинеколог на самые сокровенные человеческие зоны. Что-то унизительное было в этом мелочном обыскивании вещей, чтении сообщений, взламывании аккаунтов. Что-то, что заставляло меня вздрагивать и втягивать голову в плечи, будто я совершила какое-то преступление, хотя меня не в чем обвинить.

Конечно, я, в отличие от тебя, считающего себя идеальным парнем, не претендую на роль идеальной девушки. Я забывчива, порой не помню «наши» даты, в то время, как ты никогда их не забывал и всегда готовил для меня какой-нибудь романтический сюрприз на очередную годовщину чего-то там: свечи, шампанское, все такое. Я не дарила тебе дорогих подарков и не посвящала стихов. Но я любила.

После двух лет такой любви я уже практически не общалась с друзьями. Фактически ты не запрещал мне встречаться с ними. Ты шел за мной мрачной тенью, отвечал односложно «нет» или «да», глядел на всех волком и считал великим достижением то, что не закатил скандал из-за того, что кто-то обнял меня при встрече или невинно клюнул в щечку. Меня просто перестали звать куда-либо. Подруга Ирка так и сказала: ты знаешь, мы тебя очень любим, я всегда рада с тобой поболтать. Но твой парень… пусть он не приходит. Я любила.

Ты подозревал меня даже, когда я ехала к сестре в Воронеж, думал, что еду к любовнику. (Да, я знаю, что ты связался с моей сестрой и просил сфотографировать меня спящую, получить доказательства, что я у нее). Я любила.

Я все еще любила тебя, даже когда ты провожал меня в тот день на вокзал. До того, момента как ты посадил меня на тот поезд, любовь теплилась мерцающими угольками внизу моего живота, который ты так любил гладить, любовь жила в уголках моих губ, когда я улыбалась тебе, любовь расцветала в сердце нежными колокольчиками, которые ты мне дарил при встрече. Я готова была переступить многое, чтобы быть с тобой.

Но недавно мне написал друг детства, с которым мы не общались больше года. (Ага, знаем мы эту дружбу, вспоминаю твою ехидную ухмылку). Друг был достаточно общительным и часто фотографировался с приятельницами. С которыми он просто ДРУЖИЛ. Дру-жил! Специально произношу это слово по слогам, зная, как ты его ненавидишь. Оно в твоей интерпретации приравнивалось к слову «жуткий бабник».

Ты предложил ему тысячу долларов за то, чтобы тот попытался меня соблазнить. Сеттинг — Петербург, город моей мечты. Коктейли, номер, все за твой счет. Я не верила, думала, это какая-то идиотская шутка. «Ты так не мог, ты не мог», – стучало в моих висках, хотя предательский голосок внутри кричал, что именно так ты бы и поступил. Друг был в шоке от предложения. Ты был готов заплатить безумную сумму за то, чтобы тот попытался меня затащить в клуб. Если соблазнение удастся, сумма будет вдвое больше (подмигивающий смайлик).

Это больше напоминало какой-то ужасно бездарный американский сериал. Целый день я ходила как в тумане, как будто бы меня ударили по голове гигантским пыльным мешком. Не знала, как с тобой говорить после такого.

– Любимая, у меня для тебя сюрприз! – сказал ты при встрече, и, мило улыбаясь, протянул мне букет моих любимых колокольчиков. – У нас вторая годовщина со дня знакомства, ты не забыла? И-и-и-и… угадай, что это у меня! Два билета в Питер!

У меня сжалось сердце. Я учусь на дизайнера, я брежу этим городом — величественными зданиями, каждое из которых хранит какую-то тайну, белыми ночами. Ты знаешь, что Питер значит для меня. Знаешь, как давно я хотела, чтобы мы поехали туда вдвоем. Тогда я не выдержала, заплакала. Ты решил, что это слезы счастья.

Люди не так плохи, как ты думаешь. Другу казалась мерзкой даже мысль участвовать в подобных «проверках». Знаю, написал «Согласен». Это я его попросила. Меня смущало, что ты готовился поехать со мной: собирал чемоданы, планировал, какие места мы собираемся посетить. Только слегка удивлялся: почему я не сияю от радости? Неужели не угодил? Я все надеялась, что это окажется каким-то недоразумением, пока ты не слился за несколько дней до поездки.

– Ой, милая, кажется, мои родители в это время летят в Турцию. Ты знаешь, я не видел их целый год. Они умоляли полететь с ними.

Ты был милым до последней секунды: проводил меня на вокзал, утешал, думал, я расстроена из-за того, что ты не смог поехать. «Ну, ты уж там развлекись. Сходи в клуб», – уговаривал ты. При слове «клуб» твои глаза зло сверкнули, хотя голос оставался мягким, как мед. Когда поезд медленно тронулся с места, ты вдруг крикнул в окно:

– Подожди, – признаюсь, больше всего на свете я ждала этого оклика. Я до последней секунды надеялась, ты передумаешь, запрыгнешь вместе со мною в вагон. Разрушишь эту омерзительную аферу.

«Я люблю тебя», – только и сказал ты. И смотрел, как поезд увозит меня туда, где, как ты думал, меня будут соблазнять. Испытывать, проверять. Даже у преступников есть презумпция невиновности. У меня же ее не было, ты точно знал, я — продажная тварь, и два года с тщательностью следопыта выискивал этому подтверждение. Из глаз брызнули злые слезы.

Это настала она. Последняя капля. А потом вдруг осталась выжженная пустота. Я смотрела на то, как исчезает твой силуэт, и понимала, что у меня ничего к тебе не осталось. Даже злости. На вокзале меня встретил мой Друг. Он был явно растерян, расстроен. А потом вдруг сказал:

— Это же твой Питер. Ты мечтала о том, чтобы побывать тут последние пять лет! Да тебе просто непростительно — плакать сейчас!

В тот день мы действительно веселились. Но не так, как ты думал: мы пошли в Эрмитаж, сходили в Исаакиевский собор, а когда наступила ночь, смотрели, как разводят мосты. И когда я замерзла, (ты же знаешь, как мерзнут мои руки) мой Друг накинул на мои плечи куртку. Не ты.

В клуб мы тоже зашли, признаюсь. На целых пятнадцать минут, чтобы сделать одну-единственную фотографию: я сфотографировала свою руку в его руке для инстаграмма, чтобы Ты увидел. Деньги мы честно поделили пополам, думаю, пятьсот долларов — честная компенсация за то, что меня постоянно винили в том, чего я не совершала даже в своих мыслях (я была даже в фантазиях вместе с тобой, представляешь?). Их хватит на то, чтобы начать здесь новую жизнь хотя бы на первое время. Когда я лакала горячий шоколад в своем любимом кафе, мне пришла эсэмэска: «Продажная тварь», – я рассмеялась.

Прежде, чем выкинуть симку в Неву, я допечатаю это сообщение, хочу, чтоб ты знал, именно ты продал нашу любовь, продал за тысячу баксов.

Автор: Власова Александра

Источник: mirdevchat.site

Наш телеграм Канал Панда Одобряет
Мы в Телеграм

Оцените пост
Панда Улыбается