По наезженной лесной грунтовке от лесоучастка ехал грузовик. Казалось, дикому лесу не будет конца и нет здесь ни души. Но неожиданно на дороге грузовик нагнал женщину, идущую в сторону села.
Грузовик обогнал её и остановился. Женщина живо прибавила шагу – хорошо, когда попутка. Открыла дверь машины.
– Садитесь, Зинаида Петровна.
Она присмотрелась – Заверзев. Это был её ученик Заверзев. Бывший ученик. Она тяжело забралась на высокую подножку и села рядом. Водитель как-то резко дёрнул передачу и грузовик мотнул пассажирку.
– Повезло мне с тобой! Я к мужу ходила. Дежурить оставили на вторые сутки, вот относила поесть. Хоть и далеко, но пошла, как оставить без еды-то … Как поживаете, Саш? Как семья?
– Хорошо всё! Обеспечиваю. Дом вот ремонтирую. Светка второго родила, знаете, чай.
– Да, слышала, конечно. Как назвали?
– Федькой. Как отца Светкиного. Любила она его.
– Да, хороший был мужчина, его многие добрым словом поминают. И Свету, дочку, любил очень.
Саша покосился на свою бывшую учительницу. Это намёк?
Мол отец любил, а он, муж, не балует.
Зинаиду Петровну Александр не любил. Казалось, и теперь она пытается его поучать, как тогда, в школе. Но теперь-то зачем? Теперь он сам уже глава семьи, и сам разберётся и с семьёй своей, и с женой.
В школе Сашка так и не доучился. В седьмом классе понесло его в какую-то неимоверную бунтовщину.
Он портил нервы немолодой уже матери, учителям и даже подрался с физруком, когда тот встал между дерущимися в кровь мальчишками, одним из которых был Сашка. Сашка был так зол, что драка закончилось для физрука больницей, переломом.
Немалую роль в этой истории сыграла и Зинаида. Она была классной у них, и Сашка её ненавидел за то, что вставала не на его сторону, что читала нотации и считала его оболтусом. А когда вылетел из школы возненавидел ещё больше.
Отправили его тогда в специнтернат – в суровую жизнь для таких, как он. Как раз вот стараниями Зинаиды, как казалось ему, и отправили.
Там с ними не церемонились. Он ревел, грыз подушку ночами и думал. Но именно там Сашка научился настоящему труду, понял, что дальнейшая жизнь в его руках. Или по наклонной, или …
И теперь он гордился. Назло вот таким вот Зинаидам жил ничуть не хуже благополучно закончивших школу ровесников и учившихся дальше. Они ещё учились, когда он уже начал вкалывать.
И женился рано и ни на ком-то, а на Светке – на первой ученице школы, отличнице и медалистке.
Тогда надо было всем доказать, что и девушка у него будет лучшая!
Ох, он и старался! Поджидал Светку из школы, задаривал цветами, катал на мопеде. В общем, очаровывал, как мог. Она влюбилась. В её юной жизни и не было ничего подобного.
Когда её отец узнал об этом, началась война. Тогда они были похожи на Ромео и Джульетту. Страсти накалились до такой степени, что Света практически назло отцу ушла к Саше. В конце концов их уже вынужденно женили, родился первенец.
Сашка загордился страшно. Теперь Светка – его женщина, его жена. Сам он был единственным поздним сыном. Мать болела и уже совсем не тянула привычное хозяйство. Все взвалилось на Светку.
Дорога пылила, а Сашка припоминал …
В доме пахло щами, свежей сосной и ещё чем-то из кастрюли для поросят. Ещё были живы Светкины родители и его мать. Как-то ушли они один за другим года за два.
Маленький первенец Матвейка плакал, а Светка стояла перед ним, пытаясь успокоить. Её косынка съехала с головы и висела за спиной, клетчатая юбка вытянута с одного бока, руки устало опущены. Видно было, что она устала, но ведь и он устает – работая водителем на лесоучастке.
– Чего это продавать телку? Не будем! И двух подержим, дело выгодное! – говорил Сашка уже на пороге.
– Да не потяну я, Саш! Дитё маленькое ещё, устаю я. И так хозяйства полон двор.
– Все тянут и ничего. И ты потянешь. Книжки только свои поменьше читай! – он нахлобучил серую заячью шапку и, хлопнув дверью, вышел, обдав жену холодным воздухом.
Все устают, но это не значит, что хозяйство надо распродавать. Глупости это! Светка смирилась и тянула.
И вот вроде всё хорошо, хозяйство разрасталось, дом ремонтировался, а чувствовал Сашка, что не то что-то с женой. То застанет её глядящей в окно, и ведь не конкретно на что-то, а куда-то вдаль, то вдруг начнёт она рассказывать повесть, услышанную по радио, и так, взахлёб, как будто сама ее прожила. А потом думает и молчит.
Иногда, чтоб порадовать, в такие моменты он покупал ей подарки. То туфли привёз моднячие, то джинсы самые что ни на есть современные. Она примеряет, но вот ведь напасть – не радуется. Так, поблагодарит для приличия, а глаза тусклые. И что бабе надо?
Грузовик, захватывая ухабы, подъезжал к селу.
– Я вот что сказать хотела, Саш. Свете бы учиться надо дальше. В вуз бы поступить заочно. Голова у неё уж больно светлая.
– Ооо, насмешили, – Сашка деланно улыбался, – Светлая! На то она и Светка. Баба и есть баба, пусть с мужем живёт и детей вон рожает. Что эта ваша учёба даёт? Я тут на днях Димку Афонова встретил в городе – голь перекатная, в общаге живёт, зарплата – нуль. Поговорили. Инженеришко! А я вот всегда лишнюю денежку за баранкой сделаю. Да и хозяйство, свиней продадим … Ну, сами понимаете. Дом вон ремонтирую.
Он помолчал, молчала и Зинаида.
– Да и что Вам за дело-то до нас! – Сашка злился, – Получше других живём. Хватит уж учить! Научили, спасибо! Сами разберемся, не маленькие.
Они уже подъезжали. Сашка помнил, где жила Зинаида, но принципиально не стал заворачивать в её проулок. Остановил грузовик на дороге.
– Верно, не маленькие, – уже на выходе сказала Зинаида, – Разберётесь. Коли счастья семейного хочет человек, коли любит, то и понимает. Ведь когда человек счастлив? Когда любимый его человек рядом счастлив тоже. А иначе несчастный либо уйдет, либо усохнет рядом.
Она попрощалась.
Сашка опять был зол. Никак не могут не учить эти учителя. Вот все равно надо было ей нос свой сунуть в его дела семейные, пакость сказать.Только настроение испортила.
Эти слова его задели. Задели так сильно, что вызывали всё большее беспокойство. Он прыгал по ухабам как никогда дерзко.
Как это уйдет? Куда? Отца с матерью у неё уже нет, в доме их сестра её живет с семьёй. Да и дом там хуже, чем у них. Некуда ей идти! Да и незачем!
Или …
Сашка вспомнил тусклый взгляд жены на дом, когда он привез её из роддома. Что она тогда сказала, он даже и не понял, а теперь вдруг вспомнил.
Она сказала: «Здравствуй, дом, прощай, свобода». Это что, даже в роддоме она была свободней?
Тогда он не вник. Радовался, что жена дома, что коров не доить, свиней не кормить, сына не досматривать. А сейчас вдруг растревожился. И зачем эти лишние совсем ненужные и такие непонятные думы в голове?
Домой он вернулся в этот день раньше обычного. Во дворе на привычном месте не стояла детская коляска. Куда ушла? Он зашёл в дом и сразу осмотрел вешалку. Показалось, что стало меньше на ней одежды жены. Но обувь её всё же стоит.
Постоял в раздумье, а потом быстрым шагом вошёл в комнату и встал на колени перед кроватью, заглянул и выдвинул оттуда большой чемодан.
Отлегло!
Но не слышался привычный детский гомон, не кипели кастрюли на плите, не играло радио. Стало как-то не по себе.
Сашка заглянул в угол сеней и вдруг увидел, что нет большой Светкиной плетёной корзины. Неужели ушла?
Он выбежал во двор, растерянно прошел по сараям, как будто, если бы Светка оказалась тут, то смогла бы заставить молчать детвору. Потом сел на скамейку и замер.
На какое-то мгновение ему показалось, что он взлетел куда-то вверх и смотрит на такого вот себя сидящего во дворе, расставившего колени. Такого никчемного и несчастного сейчас. И ненужного никому-никому в этом расстилающемся вокруг мире. Кто его любит? Да никто. Никому ничего такого хорошего он и не делал, казалось, все его недолюбливают. Вот только Светка, а теперь и она …
Громко промычала корова, и всё вернулось. Он встал, зашёл в дом и достал бутылку водки. Он давно уже дал себе зарок – не пить. Уж слишком много случалось с ним несчастий от этого зелёного змея. Но сейчас было всё равно.
Он поставил бутылку на стол, достал чашку и плеснул туда. А когда взял ее, взглянул в окно: с тяжёлой корзиной в одной руке и с коляской в другой от реки поднималась Светка. Она толкала перед собой коляску с младший, а рядом семенил его старший сын.
Сашка почему-то замешкался, не знал что делать с водкой, потом выплеснул её в раковину, быстро сунул бутылку обратно в шкаф и выбежал жене навстречу.
– Све-ет! Свет!
Она остановилась, удивлённо глядя на бежавшего навстречу мужа.
– Ты чего это?
Она держала корзину с мокрым скрученным бельем. Он, не переводя дух, взял у неё корзину и повесил себе на руку.
– Тяжело ведь, надорвешься.
Она подозрительно смотрела на мужа, ему даже стало не по себе.
– Да по радио сказали, что вам, бабам … в смысле, женскому полу тяжести нельзя, вот и встренул. Ты это … уж не очень. Кастрюли поросятам тоже не дергай, я сам. И воду не таскай больше, наношу в чан.
Он пошел вперёд, как будто сам пристыдился своим таким чересчур нежным речам.
Но вечером, когда уже засыпали, вдруг предложил.
– Свет, ты говорила, что учиться хотела бы на учителя, помнишь?
– Так как не помнить? Конечно, помню. А чего это ты?
– Так давай … ну, заочно.
– Ты чего, Саш! Там тоже на время, на сессии уезжать придется. А дети, а хозяйство?
– Да шут с им, с этим хозяйством! Дело наживное. А с детьми придумаем что-нибудь. Ты ведь хочешь?
– Ещё как! И папа с мамой мечтали …
– Значит надо! Мечту осуществим. Осилим, не дрейфь…
Светка обняла мужа и он даже в темноте почувствовал, как засветилась её улыбка.
Конечно, осилим! И счастливы будем вместе.
Источник: www.nu-i-nu.com
