Ни душевных терзаний, ни угрызений совести Михаил не испытывал. А тем, кто пытался его пристыдить, высокомерно отвечал.
-Я — поэт. Мне нужна не баба, а муза!
Под бабой он подразумевал жену — умную наваристую москвичку, которая лет двадцать пять назад подарила будущей надежде русской литературы себя и столичную прописку в качестве приданого.
За четверть века обе они потеряли в глазах поэта ценность.
Михаил понимал банальность своих чувств, поэтому до появления Кристины не пытался скрыть свои измены, гордо именуя блуд «свободными отношениями».
-Ты же прогрессивная женщина, Ирина, — выкидывал он вверх правую руку, точно собираясь декламировать очередной стих. — Ревность устарела. Давай будем брать пример с лучших — Маяковского и Брик, например!
-Конечно, Миша, — рассеянно скользя пальцами по коротко стриженным и стремительно седеющим волоскам, отзывалась жена. — Брик, я так понимаю, у нас будешь ты?
Поэт не улавливал иронии и хвастался женой перед друзьями — другими успешными поэтами и прозаиками.
А потом в жизни Михаила появилась Кристина -женщина с идеальной фигурой. Такую фигуру надо из глины лепить, в рифму оформлять и стареющее мужское самолюбие тешить.
Самолюбие Михаил тешил по-тихому, и вторая семья у него завелась незаметно от жены. Поэт перестал пропагандировать свободные отношения и сравнивать себя с Лилей Брик.
Наконец, окончательно осмелев, Михаил стал подумывать о смене супруги. Детей у него со старой женой не было, приближающееся пятидесятипятилетие заставило впервые задуматься о наследнике.
Уходить от жены было страшно, поэтому если бы не помидоры, неизвестно сколько еще времени он бы дал себе на принятие решения.
Помидоры случились в конце лета, как и полагается помидорам, на даче. Обычно Михаил по неволе помогал жене грузить ящики в машину, а в этот раз призадумался
«Ни помидоров этих, ни тех, что жена закатает на зиму съесть ему, видимо, уже не придется». Эта мысль потянула за собой другую — о том, что решение очевидно уже созрело и только теперь оформилось в сознании окончательно.
-Поехали, — спокойно сказала жена. — Я все погрузила.
И впервые за всю их семейную жизнь Михаил покраснел от стыда. Но не потому, что пропустил захватывающий процесс погрузки помидоров, а потому — что почти признался жене о своем намерении ее бросить.
-Извини, задумался, — сказал он вслух, усаживаясь в машину.
-Конечно, Миша, — поправила жена седую челку и вставила ключ в зажигание.
Вроде и ничего особенного не услышал Михаил в ее голосе, но сразу почему-то захотелось выйти.
В аварии, которая произошла минут через двадцать после указанных событий, пострадал только поэт. Основной удар пришелся на ту сторону, где сидел он. Ногу спасти так и не удалось.
Через несколько месяцев он вышел из больницы, собрал свои вещи, которые мог на себе унести — они впихнулись в чемодан, похожий на тот, с которым он когда-то вошел в дом своей жены, и съехал к другу в гараж.
Жена за время болезни ни разу его не навестила.
