Коля сидел на корточках и копался в песке. На миг мальчик поднял голову и нашел глазами маму. Та ходила туда-сюда по детской площадке, сложив руки за спиной.
Николай всегда проверял, рядом ли она, видит ли, как он ловко крутанулся на перилах, объехал камни на дороге, разогнавшись на стареньком, доставшемся от двоюродного брата, самокате. Это было само собой разумеющееся — видеть ее рядом, иметь возможность сию же минуту дотронуться до руки, ощутив легкий аромат маминых духов.
-Коля! Пойдем, мне еще обед готовить! -Аня позвала сына, и они направились к подъезду.
Ветхая, обшарпанная пятиэтажка была Колиным домом с самого рождения. Сюда Аня принесла завернутого в тяжелое, ватное, отданное бабушкой, одеяло, своего Николая. Игорь шел рядом, принимая поздравления от встречающихся по пути соседей.
Аня укачивала ребенка на руках и смотрела в окно. Липа, крепкая, ветвистая, дурманящая своим медовым ароматом, кивала в такт материнским колыбельным, шелестела листьями, шепча старые как мир сказки…
Липа засыпала, укутываясь тяжелым, шелково-искристым снежным пледом, потом пробуждалась, потревоженная грубыми голосами прилетевших галок, оберегала от посторонних глаз их гнезда.
Коля рос, припаявшись, связавшись тонкой, но прочной нитью с матерью.
-Ну, Ань, ты его от себя-то отпусти! В сад хоть отдай. Что за своей юбкой-то прячешь пацана! — соседка со второго этажа, Эля, быстро вытерла нос своему Ромке и подтолкнула его к песочнице. Рома и Коля были ровесниками.
-Да он не хочет. Говорит, что не любит, когда много детей…
Аня всегда немного смущалась, когда ее упрекали в чрезмерной любви к сыну. А она по-другому не могла. У Ани и Игоря была еще старшая дочка, Рита. Когда роился Николай, ей было уже три года. Самостоятельная, то ли по характеру, то ли потому, что рождение брата заставило ее стать таковой, но она никогда не тянулась к матери так, как Коля. Иногда Ане казалось, что Рита совсем и не любит ее, что между ними нет никакой связи. Но это было не так. Два сердца были сотканы на одной канве, просто Рите нужно было чуть больше свободы, напившись которой она все равно возвращалась к матери.
Эля качала головой, считая, что Анна делает из сына «маменькиного любимчика». Аня иногда завидовала тому, как Рома легко расставался с матерью, мог часами бегать с соседскими мальчишками, ни разу про нее не вспомнив. Может быть, действительно, она слишком притянула к себе Коленьку, не давая ему расти мужчиной…
Игорь, Колин отец, редко бывал дома. Командировки…
-Рита, Коля! Папа приехал! — Аня, стоя в прихожей, встречала мужа. Дети выбежали из комнаты и с визгом повисли на его шее.
Только два дня муж побудет дома, а потом опять уедет на несколько недель.
-Уложила? А, что это у Коли синяк на лбу? — Игорь сидел на диване, щелкая пультом от телевизора.
-Спят. Да, это он упал на площадке. Все нормально.
-Ладно. Давай тоже ложиться. А то завтра к маме ехать…
Игорь уже почти уснул, когда в коридоре раздался громкий стук детских пяток.
Коля, испуганный, с холодными ногами, пробрался к Ане и заполз под одеяло. Его голова, чуть опустившись на ее плечо, тут же отяжелела, дыхание стало ровным. Как будто прикосновение к матери тут же разрушало все страхи, изгнав тревоги прочь.
-Ань! Мне тесно! Скажи ему, пусть к себе идет. Парню пять лет, а он все к матери бегает! — Игорь ворчливо накрылся одеялом, прижавшись к стенке.
Но Аня медлила. Пусть сон станет глубоким и спокойным, пусть ноги, маленькие, согнутые в коленках, станут совсем теплыми, пусть Коля еще немножко побудет ее малышом, еще несколько минут, а потом…
Они оба засыпали. Потом Коля сам уходил к себе, накрывался одеялом и досматривал нежные, окутанные маминым ароматом, детские сны.
…Липа хлопала в окно растрепанными ветками. Осень бушевала за стеклами проливным дождем.
-Нет, Коля! Иди к себе! — строгий голос отца заставил мальчика застыть в темноте. Потом Аня услышала, как маленькие ступни застучали, унося своего владельца обратно, в детскую. Мальчик залез под одеяло, обнял плюшевую, пушистую обезьяну, что подарили ему два года назад, и заплакал. От чего-то было страшно и непонятно, за что так строго говорил отец, за что нельзя спрятаться в маминых руках от того темного, тревожного, что притаилось в темноте…
-Зачем ты? Он испугался, наверное! — Аня хотела встать, но Игорь притянул ее к себе и обнял. Сегодня она должна была быть только его…
…Коля шел из школы, доедая мороженое. Аня увидела его издалека, быстро развесила белье на веревках, вытерла руки о фартук и подошла к тротуару.
Она поцеловала сына в черную, как у отца, чуть отросшую и потому словно торчащую перышками макушку. Коля дал матери попробовать мороженое, и они вместе ушли домой.
Рома, сидя на лавочке, с усмешкой смотрел им вслед.
-Какие нежности! Мороженка, поцелуйчики. Маменькин сынок!
Колю никогда не дразнили в-открытую, но многие думали именно так. Рома был в этом уверен. Он к матери ничего такого не испытывал. Ему всегда было неловко рядом с ней, а еще была обида. Глубоко спрятанная, тлеющая, она не давала Ромке покоя.
Когда мальчишке было лет шесть, у него часто болел живот. Маме порекомендовали положить сына в больницу, на обследование. Эля побоялась, что Ромка не согласится лежать в больницу без нее, и, ничего ему толком не объяснив, отвела сына в приемный покой. Рома понял все уже слишком поздно…
Столько лет прошло, а та злость на уходящую по дорожке мамину спину в песочного цвета пальто до сих пор жила, заставляя называть мать в кругу друзей «мамашей», презрительно отталкивать ее руку…
Коля мужал. Наступило время, когда он стал стесняться любви своей матери. Аня чувствовала это и лишь редко, вечерами, садилась рядом, проводя рукой по красивым, густым волосам сына и наслаждалась тем, что он просто рядом.
Николай стеснялся, но никогда не стыдился Ани. Она не давала повода, а он, считая мать неотъемлемой частью своей, уже взрослой, жизни, полностью доверял ей. Ему до сих пор было нужно поймать ее взгляд, улыбку, почувствовать, как она взъерошила его волосы, думая, что сын уже спит…
Сколько календарей сменилось на стене в гостиной…
Рядом со старой липой посадили новые деревья.
…-Что? Что у тебя опять случилось? Пульт не работает? Какой пульт? опять уронила?! — Рома, морщась и отстраняя от уха телефон, разговаривал с мамой. — Ладно, заеду. Не знаю, когда. Завтра или сегодня. Не знаю. Занят я пока!
Коля стоял в стороне, чувствуя неловкость от услышанного. С Ромкой они иногда вместе ездили с работы. К тому времени друзья жили своими, отдельными жизнями, оставив матерей ждать звонков по сотовым телефонам.
-Случилось что? Ты чего так орал-то? — Николай поднял воротник куртки и взглянул на приятеля.
-Да сломала пульт от телека! Опять ехать, время тратить. Надоела! То одно, то другое…
-Я сегодня вечером к своим заеду. Хочешь, и к твоей маме зайду?
-А давай! Спасибо! — Рома хлопнул Николая по плечу. Дело вдруг так быстро уладилось! «Мамаше» только нужно позвонить, предупредить!
… Аня и Эля попали в больницу практически одновременно. Бродившая по их району не смертельная, но тяжелая кишечная инфекция, добралась и до старенькой пятиэтажки. Липа тревожно хлопала ветвями. Она все ждала, когда же зажжется свет на кухне, когда Аня, уже пожилая, уставшая, с коротко стриженными волосами, придет подогревать чайник… Но хозяйки квартиры все не было. Забрали в больницу прямо с работы. Как и Элю…
-Коль! Я не успеваю, — Рита, регулярно навещавшая мать в больнице, когда той стало легче, тревожно дышала в трубку. — Никак не отпускают сегодня. Сходишь к маме?
Николай тоже приходил к матери. Но реже. В-основном, они встречались на улице, в сквере, если Аню отпускали погулять. Ходить в палату Коля стеснялся.
-Да, Ритусь, не вопрос, напиши, что купить!
И вот уже Коля стоит на первом этаже больницы, ожидая, когда молоденькая администратор выпишет ему пропуск.
За спиной раздался знакомый голос.
-И ты тут? — Коля обернулся и увидел Ромку с сумками. — Мамашу скоро выписывают. Вот, приказала принести. Да я уже ухожу.
Рома закатил глаза.
-Это ж хорошо! Мою только на следующей неделе, что-то с почками, говорят, — Коля неопределенно пожал плечами и, взяв пропуск, стал подниматься по лестнице.-Ладно, пока!
У дверей палаты он вдруг остановился и, вынув телефон, набрал номер матери.
-Мам, я тут у вас под дверью. Можно зайти? Ты соседок своих предупреди.
-Да, сынок, заходи. Все хорошо.
Коля осторожно открыл дверь и зашел внутрь. Смущенно поздоровавшись с пятью женщинами, лежащими в палате, он подошел к матери.
Парень спиной чувствовал чужие, изучающие взгляды. Но ему уже вдруг стало все равно. Мама, бледная, с синяками под глазами, лежала и улыбалась.
-Мам, ну, ты чего? Как сегодня? — сын уже наливал компот в мамину чашку, поправлял ей подушки.
Аня что-то отвечала ему, он кивал.
«Мама», «мамочка», «мамуль»… Ласковые, детские, глупо-нежные слова с легкостью слетали с губ Коли, ему было не стыдно за свою любовь к той, что грела его когда-то, пятилетнего, прибежавшего среди ночи, к той, что была ему как воздух…
-Иди, Коленька, иди! — через час Аня чуть не силой выталкивала сына в коридор. — Иди! У нас уже посещения заканчиваются.
А сама улыбалась. Внутри все согрелось, растаяло, больничные стены показались уже не такими тусклыми и унылыми. И не было ей стыдно, только гордость тихо пела внутри.
-Ладно, мам! Побегу, а ты, давай, не расстраивай нас с Риткой! — нагнулся, поцеловал в щеку, улыбнулся и ушел.
Аня вышла проводить его до лифта.
Женщина, лежащая у окна, повернулась к соседкам и улыбнулась.
-Вот это сын!
-Да ладно вам! Он маменькин сынок! Всю жизнь она с ним сюсюкала, за юбку свою прятала. Он от нее ни на шаг. Как в школу-то отпустила, целая история была. Он плакал, она плакала! — возразила громко Эля. — Дочка должна к ней ходить. Не мужское это дело-компотики варить!
Эля отчего-то зло смотрела на дверь, за которой скрылись Коля и Аня.
Все промолчали, только та, что у окна, облокотившись на локоть, смело возразила.
-Зато не кидает ей сумки, как тебе твой. Ласкала, видать, Анька сына своего, миловала, нежила. И правильно! Баловала, говоришь? И вырос мужик. Настоящий. И жену свою будет в такой же нежности держать, и матери все сполна отдаст. Потому что видел с детства, как хороша женская ласка, запала она ему в душу, вросла, пустила корни, а сейчас Аня плоды пожинает! Счастливая! И жена Колина тоже такой будет…
Эля, вздохнув, отвернулась, сделав вид, что устала и хочет вздремнуть. Почему-то стало грустно…
Источник: Зюзинские истории
