Во втором часу ночи, когда я практически закончил срочный заказ одной из любимых клиенток, в дверь позвонили. Слегка ошалевший от неожиданности, я открыл двери, даже не глянув в глазок и не спросив, кто там. На площадке царила непроницаемая тьма, в центре которой вдруг появилось зыбкое свечение, в пару секунд обрисовавшее высоченную, под потолок, фигуру в балахоне с капюшоном. Громадная коса не оставляла сомнений в личности гостьи. Смерти я не боялся, но сейчас истерично выдохнул:
— И что? И всё?!
Из-под капюшона глухо спросили:
— Я войду?
Интересно, если я скажу «нет», она что, отступит? Нервно хихикнув, со колотящимся сердцем, я сделал приглашающий жест.
Фигура, вплывая в коридорчик, уменьшилась в размерах и, прижала к себе косу, словно боясь что-нибудь задеть. В центре кухни гостья остановилась:
— У тебя уютно.
— Спасибо, присаживайтесь. Кофе?
— Да можно, хоть и не обязательно.
Голос у неё был, что называется, рокочущий, явно приглушаемый.
— Я так понимаю, мой час пришёл? — уточнил я, ставя на огонь турку.
— Ну тогда я не звонила бы в двери.
— Оччччень интересно, — я старался замаскировать волнение иронией.
— Ты даже не представляешь, насколько! — гостья мотнула головой в капюшоне в сторону мастерской:
— ТАМ ты и шьёшь? Я гляну?
— Угу. Только сама, пожалуйста, я слежу за кофе.
Я демонстративно уставился на джезву, прислушиваясь к шорохам в мастерской. Смерть интересуется моим портняжным хобби? Но не собирается же она…
— Собирается-собирается, — пророкотало за спиной.
— Да ладно?! — в такт удивлению поднялась кофейная пенка, я стукнул туркой по столу и отодвинул, чтобы отстоялась гуща.
— Не валяй дурака, — в голосе гостьи появились мурчащие нотки. Коса висела в воздухе рядом с хозяйкой.
— Ты правда хочешь сделать мне заказ?
— Верно. Ты, как потомственный портной, должен оценить плачевное состояние моей одежды.
Оценивать было нечего: балахон с капюшоном, кажется, вот-вот рассыплется, сквозь прорехи просвечивают кости, сама ткань истёрта до полупрозрачности.
— Мне ОЧЕНЬ приятно твоё внимание к моему скромному таланту, но разве ты не можешь обратиться к кому-то более… знаменитому? Почему я?
— Ууууууй, — тоненько протянула вдруг гостья, уперевшись руками в стол и качаясь на ножках стула, — человечек, что ты несёшь?! Тут Смерть явилась за облачением (такой вот каприз, могу себе позволить), а ты спрашиваешь, почему именно к ТЕБЕ. Ээх, твой прапрапрапрапрадед первым делом спросил, что он за это получит! Вот это подход! А ты?! — она расхохоталась, запрокинув голову; капюшон слетел с макушки, обнажив восхитительно белый череп. Должен заметить, смех у моей гостьи был заразительным: я невольно улыбнулся.
— Кофе готов! Сахар? Сливки?
Заказчица отрицательно качнула головой, накинула капюшон, скрыв «лицо», движением пальца придвинула чашечку и наклонилась вдохнуть аромат.
— Ммммммахмахмах, хорошо. Пить не буду, сам понимаешь. Так что? Берёшься?
— А что ты предложила моему предку?
— Клятвенное обещание передавать его портняжий талант потомкам. Ну ты ещё можешь подумать, что пожелать, уж я-то не обману! Значит, так! — она поставила локти на стол и переплела костяшки пальцев, — Намекаю: теперь я хочу изящное и белое!
— А насколько это должно быть практично? А то пришью перья и стразы…
— Нееет… не пришьёшь! Твой вкус безукоризнен! И почему ты не сделал карьеру?! Открыл бы свой «модный дом»!
— Я хотел шить для души. Как папа. Как дед. А вся эта коммерция, продажи, реклама… Мне волне хватает десятка постоянных заказчиц.
— Ну да, ну да. Так что? Белое, просторное, комфортное… Мне кажется, в твоём альбоме номер три, на восьмой странице очень интересная модель!
Хитрюга какая, а? Я с удовольствием позволил себе наглость:
— Ну тащи.
Гостья хмыкнула, и на столе появился требуемый альбом. Открылась восьмая страница. Да-да, помню… в прошлом году в начале октября вдруг пошел снег. За четверть часа метель окутала город саваном, это было так глухо и празднично, я в восторге набросал тогда подобие накидки-хламиды с умопомрачительными драпировками: при движении они должны создавать впечатление летящей ткани, чтобы казалось, что вот-вот спадут с плеч модели и накроют пол снежным покрывалом. Естественно, никто из заказчиц «такое» не хотел. Да, Смерти должно быть.. к лицу. Я уточнил:
— Нужны какие-то знаки? Символы, руны? Иероглифы, пентаграммы, заклинания?
— Оставь, это не твоя забота.
— Ещё момент: я, когда шью, постоянно примеряю, подгоняю, проверяю, драпирую.. не будешь же ты две недели сидеть тут.. или в шкафу?
— С ума сошел?! У меня нет времени!
— Но мне нужна ткань! И… обычно заказчицы выбирают её со мной…
— Хочешь, чтобы я ходила с тобой по магазинам в поисках шёлка?!
Она расхохоталась, снова упал капюшон. Кости черепа словно чуть светились изнутри.
— Смотри!
На столе появился отрезок обычного белого ситца. Я привычно пощупал его, зажмурился и сконцентрировался на ощущениях:
— Наверное, это должен быть атлас.
И тут мои пальцы ощутили жемчужную гладкость. Не открывая глаз, я положил на ткань вторую ладонь:
— Сделай так, чтоб в правой руке остался атлас, а в левой появился шёлк. Я буду сравнивать. Угу.. А теперь меняй!
И включилась карусель ощущений! Я даже не всегда мог понять, что за ткань появляется в левой руке: я чувствовал то бархатистость, то прохладу, то маслянистость и нежность, то холодную текучесть; иногда я восклицал «это!» и тогда менялись ощущения уже в правой руке: заказчица предлагала мне совершенно невообразимые ткани, пока я наконец не почувствовал «то самое»: холодная мягкость, немного хрупкая, но всё же плотность, и необычная фактура неизвестной мне ткани. Это должно лечь идеально.
Смерть одобрительно скомандовала:
— Открой глаза!
На столе лежал тюк невероятной белизны.
— Это с Эвереста. Пара монахов научились ткать из облаков; скорость работы, конечно, аховая, в мире о таком еще и не слышали. Но для меня сделали исключение!
Я положил ладони на ткань и ощутил блаженство. Мне было одновременно тепло и прохладно, щекотно и ласково, радостно и мечтательно. Я не представлял, как буду кроить и резать, шить и украшать. Но это было неважно.
— Я вижу, что тебе нравится, — мурлыкнула гостья. Остановлю для тебя время, можешь наслаждаться процессом. Да, вот ещё!
На столе появилась шкатулка со швейными принадлежностями, а в углу возник скелет на подставке.
— Работай! Когда будет готово, просто оставь платье на манекене. Если мне понравится, то заберу.
— А если нет? — я удивился, но спросил без страха.
— Не я решаю, когда забирать душу, но я могу сделать процесс легче или тяжелее. Поверь, тебе лучше постараться, чтобы я осталась довольна! Ну и за мной — исполнение желания!
Она подхватила косу из воздуха, щелкнула косточками пальцев и исчезла, унеся остатки моего волнения. Я взглянул на эскиз, потом на ткань и, не удержавшись, запустил в неё руки по плечи. Душу наполнили лёгкость и свет, я в восторге взял край ткани, потянул к скелету в углу и накинул на него облако; вертел, скручивал, тянул, ужимал, подкидывал вверх, глядя, как ложатся складки. Ткань была удивительно послушна, идеально держала форму; в какой-то момент я понял, что, чуть растянув её, могу соединять волоконца, завивая их в ажурный узор. Детали словно срастались, слеплялись между собой, так что нитки и не понадобились. Облака расползлись по комнате и кухне, я буквально окунулся в работу, позабыв про время, другие дела и отдых. Из облачного полотна я создавал образ воздушной, прекрасной, легкой, женственной и даже немного кокетливой Смерти.
Не знаю, сколько времени прошло… Манекен был окутан белоснежно-лёгким, воздушно-скользящим, словно текучим балахоном. Я открыл окно, и сквозняк раздул полы облачения, показывая изящное кружевное платье.
Наконец я выключил свет и позволил себе прилечь, ощутив, как устал, как щиплет от утомления глаза, как ломит виски. От готового наряда для моей необычной заказчицы исходило легкое мягкое сияние. Череп Смерти светился точно так же. Это что же, облака и смерть одинаковы в своей сути?
Проснувшись, обнаружил, что в углу и на столе пусто. Ни платья, ни манекена, ни шкатулки. Ничто в комнате не напоминало о часах, проведенных за удивительным заказом. Черт возьми, ну и сон!!! Но почему тело ноет от усталости? Я насыпал в турку кофе, добавил кардамон, холодную воду, поставил на огонь. Вдруг сообразил и бросился к столу, чтобы зарисовать, пока помню, это прекрасное платье, увлёкся и упустил кофе. Вздохнул над полупустой туркой и, всё ещё чувствуя лёгкую дурноту от утомления, шагнул обратно в комнату, чтобы прилечь, шаркнул ногой возле дивана и почувствовал, что что-то зацепилось за тапок. Я нагнулся, вытащил из-под дивана лоскут удивительной ткани: холодная мягкость, радостная нежность. Тут-то до меня дошло: Ей понравилось!
Ставя на огонь новую порцию кофе, я улыбался. Вполне вероятно, никогда еще Смерть не была такой прекрасной; жаль только, никто никогда не поделится впечатлениями…
И да, по-моему, у меня теперь есть очень могущественный должник!
Автор: Танита Бахворт
