— Маринка, ну помоги, а? Ну дорогущие ведь, ну пропадут, жалко же.
— Ань, тебе ж в магазине наверняка все объяснили, что и как. Я-то чем тебе помогу?
— Марин, ну все же знают, ты деревце потрогаешь, оно оживёт. У тебя палки в руках расцветают! Все, завтра жду, потом проси что хочешь! Чмоки.
» Садоводы-огородники», — усмехнулась Марина, и отхлебнула из кружки кофе. «Придётся ехать».
Однако приходилось признать, что подруга была права. Марина действовала на растения как освежающий глоток влаги в знойный день. Под её ласковой рукой выпрямлялись самые увядшие цветы, самые загубленные дурным уходом деревья. Кошки прыгали к ней на колени без всякого зазывного «кис-кис», а собаки приветливо виляли хвостом. Но вот люди Марину не слишком любили — она была прямолинейна и вспыльчива, хотя и жалостлива, шумных собраний не жаловала, и больше всего ценила уединение.
Мужу временами трудно жилось с ней. За двенадцать лет брака он так и не смог понять жену, и её резкие смены настроения порой пугали его. «Как на вулкане, блин», иногда думал он. Но домой спешил — любил Марину и двух дочек, и другой женщины и жизни для себя не мыслил.
Мать Марины пропала без вести, когда ей было всего 5 лет, и считалась умершей. Отец много и как-то отчаянно пил. Пока Маринку ставил на ноги, ещё держался, но стоило ей повзрослеть, и запил практически по-черному. Марина общалась с ним редко — пьяного терпеть не могла, а трезвым он бывал не часто.
Годы шли, Марине «стукнуло» 30, потом перешло «за 30», и её стала все больше и больше охватывать беспричинная тоска. Сны снились странные, тяжёлые, тёмные. И казалось ей на утро, что сны эти — подсказка к тому, что она когда — то забыла, и теперь никак не может вспомнить. А если вспомнит, все встанет на свои места, и тоска уйдёт.
Марина с мужем (Алексеем) уже несколько лет безуспешно подыскивали земельный участок — ей не нравился ни один. То мал, то велик, то на склоне, то слишком близко от города. Алексей уже смирился, и речь о земле не заводил. Как вдруг наткнулась Марина на объявление — 20 соток, жилая деревня, 10 минут езды. Увидела фото и у неё аж сердце забилось.
«Хочу!» — решила она. Участок оформили уже через день. Алексей, настроенный не так радужно, как супруга, спросил у бывшей владелицы участка:
— И все же: почему продаёте?
-А не знаю, — чистосердечно ответила женщина. — Не получается у нас на этой земле. Как не наша она.
Алексей нахмурился, какое-то неприятное предчувствие пронзило его. Но перечить жене он не стал. Знал — бесполезно.
На следующий они приехали в деревню. Только вышли из машины, как увидели — к ним идёт соседка.
— Здравствуйте, ребята, а я знакомиться к вам… Марина????
— Да, Марина. А вы откуда знаете?
— Так ты же мать вылитая! Да и тебя я ещё крошкой помню. Вернулись, значит?
— Что значит «вернулись»? Мы только вчера участок купили.
— Так ты не в курсе? Это же ваша земля. После того, как мать твоя исчезла, отец участок за гроши продал. Алёна ведь отсюда и пропала… Всей деревней искали, и милиция была. Не нашли…
А ты и не знала, значит? Вот уж судьба… Обратно привела…
И соседка, тяжело вздыхая и крестясь, побрела прочь. Марина с мужем остолбенели.
— Не нравится мне это, — сказал Алексей, — чушь какая — то. Поехали отсюда, а?
— Поехали, Лёш, мне как раз к отцу нужно.
— Выходные же, Марин. Пьяный он.
— Вот и хорошо. У меня много вопросов, на которые он трезвый не ответит.
— Уезжай, дочь! Ничего об этом слышать не хочу! — замазал руками отец. — Мать пропала, её больше нет, что об этом говорить теперь!
— То есть не скажешь?
— Да не хочу я об этом. Езжай, а? Выпить хочу!
— А я, папа, наш старый участок выкупила. Тот самый, в Леонтьевке.
— Что ты сделала??? Как? Дочь, продай его, и живи спокойно, прошу тебя.
— Расскажи мне всё, отец! Может, я пойму тебя, и действительно избавлюсь от него?
— Видно, судьба моя такая, — вздохнул протрезвевший на глазах отец. — Слушай. Я мать твою любил очень, хоть она и как не от мира сего была. Всё травки да цветочки у неё. Тебя она с рук не спускала — в жизни не видел, чтобы так с ребёнком носились. Земля эта треклятая ей от бабки досталась. Я домик подправил, и отвёз вас обеих туда на всё лето. Уж очень Алёна просилась. Сам приезжал только на выходные — работал допоздна. А однажды приехал на буднях — станок сломался, меня на несколько дней и отпустили. Приехал, а она узелок собирает. «Куда?», говорю. «Тебе не понять», отвечает, «мне идти надо». И тебя на руки хвать! «Не отдам Маринку», крикнул, и тебя силком отобрал. «Мужика нашла? Иди! А дочь не трогай!» Лепетала она мне что-то про судьбу свою, про лес, про бабку… Я ни одному слову не поверил, да и слушать не хотел. Взял тебя и в город уехал. Остыл потом, вернулся, а её уж и след простыл. Никто Алёну больше не видел. Деревенским я сказал, что только что приехал, а её нет. Тут поиски, то да сё. Не нашли. Землю продал, и закаялся вспоминать об этом. Вот и вся история, дочь. Продай ты эту землю, бога ради, чувствую я — добром не кончится. »
— Бедный мой папа, — обняла его Марина,»настрадался… Не бойся, хорошо всё будет. »
Но Марина лгала, и знала об этом. И отец тоже знал. Он проводил дочь печальным взглядом и открыл новую бутылку.
В скором времени у Марины начался отпуск. В этом году ей повезло — достался июнь.
Алексей в срочном порядке подремонтировал все, что нуждалось в ремонте, привёз холодильник, телевизор и плитку, и Марина с дочками заехали в маленький бревенчатый домик на своей вновь обретенной земле. Алексей с ними быть не мог — ему с отпуском как раз таки не повезло:достался ноябрь. Договорились, что он будет приезжать на выходные, навещать и привозить продукты.
Марина дышала здесь полной грудью и спала как младенец, без надоедливых снов. Каждый день она обходила росшие на участке дубы, берёзы, гладила их, шептала что-то, понятное только им. Деревья тянули к ней ветви, шелестели листьями в ответ. Младшая дочь Марины, пятилетняя Маша, не отходила от матери ни на шаг, подражала ей во всём. Также гладила листочки, говорила им что-то ласковое. «Блаженные», — посмеивалась над ними старшая, Лена. Ей, в отличие от мамы и младшей сестры, здесь не нравилось. И восторги эти она не понимала. Ну, земля, ну дерево. Леса же, который начинался сразу за их участком, она вообще побаивалась. Лена твёрдо решила в следующие выходные вместе с отцом уехать в город.
Вечером 22 июня Марину будто подбросило что-то. Она встала со скамейки, завернула в белую тряпицу краюху хлеба, небольшой нож, и подошла к младшей дочери:
— Пойдёшь со мной?
— Пойду, — без единого вопроса сказала маленькая Маша.
Марина молча кивнула головой, взяла дочку за руку, и шагнула к выходу.
— Куда вы? — закричала Лена. — Мама, ты чего? Ты куда?
-Я ухожу.
— А я?
-А ты остаёшься. Ты не моя дочь.
-Как это не твоя? — заплакала Лена.
— Ты дочь папы. Так бывает, милая. Оставайся с богом. Ты будешь ему утешением. Не плачь, он приедет завтра. Скажи ему, чтоб не искал. Прости.
И Марина с Машей вышли за порог. Они шли всё дальше и дальше, оставляя за собой плач бедной Лены, безжалостные и торжествующие, прекрасные в своей жестокости. Дойдя до леса, они переглянулись, улыбнулись друг другу, и шагнули вперёд, в приветливо раскинутые ветви деревьев. Где-то далеко ухнула сова, прострекотала сорока, и все затихло. Ветви деревьев снова непроходимо сомкнулись. Лес хранит свои тайны.
Источник:
Бессонница
