Все знали в деревне, что Людка, дочь Нины Степановны, родила ребенка от смуглого мужчины. А какой он национальности, никому не было известно, потому как мужчину этого никто в глаза не видел.
Нам, деревенской детворе, примерно от 10 до 15 лет. Самой старшей из наших подружек — едва исполнилось шестнадцать. В небольшой деревеньке, и деревенские, и городские девчонки объединялись и ходили одной большой компанией.
О крохотной дочке Людмилы, которая, оставила девочку с бабушкой, а сама гнула спину в городе на обувной фабрике, чтобы себя прокормить и на ребенка тратить, долго судачили деревенские. Нина Степановна, не взирая на пересуды, весело отвечала: — Растет внучка!
Но народ, скорей всего не из злости, а из любопытства, шептался на всех скамейках деревни, что Людка не уберегла себя, принесла в подоле дитё, да еще неизвестно от кого; одно было ясно: отец девочки горячих кровей.
И мы, подростки, тоже уподоблялись деревенским кумушкам (да и дома не раз слышали про эту историю) и судачили меж собой о смуглой девчонке.
— Она же не выходила замуж, — говорили подружки.
— А отец тогда кто? — Спрашивала любопытная Светка.
— А отец у нее с Кавказа, — отвечала Наташка, дав понять, что она знает больше всех.
Видимо, детская жестокость, хотя бы в разговорах, присуща в определенный период. Заговорщически шептались на запретную тему, передавая друг другу слухи.
Саму же девочку никто не видел, жила она себе у Нины Степановны, а по выходным приезжала Людмила, одежду, игрушки привозила.
И вот однажды летом, гурьбой, собрались мы на небольшой островок, отделенный от деревни протокой, вода в которой по колено. Тропинка как раз шла мимо дома Нины Степановны. У ворот стоял велосипед, может куда ехать собралась, а может только что приехала.
И вдруг мы все остановились, как вкопанные, все смотрели в одну точку: на маленькую, едва стоявшую на ногах девочку (было ей может год с небольшим). Запомнились мне большие темные глаза, показались они тогда черными. Темные, еще совсем маленькие, слегка волнистые волосы чуть шевелились от легкого летнего ветерка. На ней были колготочки и синее платьишко в горошек.
Первой опомнилась Светка, подошла ближе, присела: — Какие мы маленькие, — писклявым голосом сказал она. Девочка, на удивление, улыбнулась, Светка протянула руки и осторожно взяла ребенка на руки.
Мы окружили Светку, разглядывая и сюсюкаясь с девочкой. — Ты не так держишь, — заявила Наташка, у которой был трехлетний младший брат. — Со знанием дела она взяла ребенка на руки. Девочка скуксилась, не каждый день видит она толпу восхищенных подростков. Наташка тут же стала успокаивать, отвлекая сорванным цветочком.
— Дай я поддержу, — послышались просьбы со всех сторон.
Вышла Нина Степановна, и, увидев столько нянек, улыбнулась: — Только не уроните. А так-то она спокойная, ишь, улыбается, рада нянькам-то.
По очереди мы старались, хоть минуту подержать на руках это крохотное чудо. Что в нас тогда проснулось: радость «поиграть с живой куклой», или наметки будущего материнства? Дольше всех на руках держала девочку Ира, которая была старше нас всех, ей шестнадцать.
Девочка почему-то тоже «прилипла» к ней. Разулыбалась, стала лепетать что-то на своем детском языке, показывая на Нину Степановну: — Ба, — сказала она, потом снова: — Ба.
А потом вдруг обхватила Ирку ручонками и пролепетала: — Мама.
— Надюшка, та это же не твоя мамка, — Нина подошла ближе, — мамка в субботу приедет. — Ну что, девчата, понянчились?
Мы с жадностью смотрели на девочку, столь милое и безвинное дитя, и все сплетни, кружившие вокруг Людмилы и ее темненькой дочки, даже в голову не приходили, они просто исчезли. Перед нами была Наденька — маленькая девочка с необыкновенно красивыми глазами.
Потом мы еще не раз прибегали к дому Нины Степановны водиться с Надюшкой.
Прошло время. Когда Девочке исполнилось четыре года, Людмила забрала ее в город и отдала в садик. О дальнейшей судьбе смуглой, приветливой девочки ничего не известно. Но хочется думать, что все у них хорошо.
автор рассказа Татьяна Викторова
Источник:
Ясный день
