Очередной взрыв, смявший стоящую недалеко палатку, где когда-то дядя Игнат продавал мороженое, заставил Альку инстинктивно вырвать руку из материнской ладони и броситься куда-то вниз, в открытые двери подвала. То ли Проведение спасло тогда девочку, то ли мать сама подтолкнула ее туда, где, как подсказывало чутье, будет безопаснее… Уже будучи взрослой, Аля иногда думала об этом. Но ответа не было.
А тогда думать было некогда. Был лишь миг, который разделил жизнь восьмилетней девчонки на две половины. Одна — домашняя, теплая, наивная, окутанная материнским дыханием, — осталась погребенной под кирпичами старой школы, вторая — черная, исполосованная одиночеством и страхом распахнула перед Алей створки душного подвала. Девочка упала, больно ударившись плечом, и затихла. В ушах гудело, дым мешал дышать. Сознание куда-то уносило ее, укутывало пуховым одеялом безвременья.
-Поспи! Затаись, стань одним целым с этой землей, что держит на себе здание, так милостиво приютившее тебя в этот вечер!… — судьба шептала что-то еще, глаза Альки закрывались, руки переставали судорожно сжимать материнский платок…
Девочка пришла в себя только к утру.
Темный, холодный подвал пах гнилой картошкой и мышами.
Аля сила на коленки и стала озираться по сторонам. Девочка сразу поняла, что здесь она одна. Матери нет и, наверное, больше уже не будет. Память услужливо вынула из черноты последний миг перед падением.
Аля тихо плакала. Хотелось кричать, пробегая по знакомым улицам, но этого делать нельзя. Город уже сдан, чужие, черные, начищенные гуталином сапоги маршировали мимо оконца подвала.
Девочка осторожно подошла поближе, провела рукой по запыленному, чудом сохранившемуся стеклу. Там, на улице, у здания напротив, вернее, у его развалин, стояли три человека. Але было хорошо видны их сапоги. Две пары черных, как будто только что из обувного магазина, без дорожной пыли и грязи, осторожно переступали с места на место, брезгуя самой возможностью осквернить себя хоть частицей разрушенного города. Владелец третьей пары стоял чуть в стороне. Его сапоги были поношенными, с трещинами и морщинами на голенищах.
Аля прислонила нос к стеклу, пытаясь рассмотреть хозяев обуви, но ничего не получилось.
-Надо подождать темноты. Тогда я выйду и убегу! — Аля старалась успокоиться. Очень хотелось есть…
…Два чина, выкурив по папиросе, кивнули солдату и скрылись в трехэтажном кирпичном здании. Они не знали, что в подвале этого дома сейчас прячется Алька. А солдат ее заметил. Цепкий взгляд уловил намек на движение за пыльным окном подвала, подметил нос, прижатый к стеклу и маленькую руку, что протерла дырочку для обзора.
Солдат доверял своим инстинктам. Он был на войне не первый год, чутье всегда подсказывало, откуда ждать беды.
Здесь же было все совсем по-другому. Ребенок! Это точно ребенок! Как он там оказался?
-Видимо, прячется, — догадался мужчина. — Голодный, наверное…
Солдат изредка бросал взгляды на то окно, но тень больше не появлялась. Аля затаилась, ожидая наступления темноты. Она уснула, прижавшись к каким-то ящикам в уголке. А когда уже смеркалось, услышала легкий стук в окошко. Девочка вздрогнула и забилась далеко в темноту, за ящики и мешки, пахнущие плесенью.
Кто-то еще раз постучал в оконце, потом все стихло. Аля высунула голову. Окно подвала было чуть приоткрыто, на досках под створками лежало что-то. Раньше там этого не было…
Аля осторожно подошла поближе. Развернув сверток, она поняла, что это еда. Кто-то положил сюда немного хлеба, квадратики соленого печенья, и жесткие, сухие, сморщенные куски чего-то, напоминающего мясо. Отец брал такие на охоту. Но это было так давно…
Алька, ребенок, наивная и не знающая о том, что еда может быть отравленной, что чужим доверять нельзя, быстро схватила угощение и опять забилась в уголок. Оставить на «потом», не есть все сразу — нет, она и не думала об этом. Она научиться таким премудростям очень скоро, но уже не здесь…
Солдат, стоя в темноте, довольно кивнул. Дети должны есть, дети должны жить. А еще они должны доверять этому миру… Иначе все существование человечества станет бессмысленным…
Аля дождалась ночи и хотела уже вылезти из своего убежища, но лучи прожекторов прочесывали двор, прощупывали каждый сантиметр земли. Девочка в отчаянии заплакала. Было страшно…
-Эй! — тихий голос, низкий, немного страшный, позвал ее из темноты.
Алька забилась еще дальше, сжалась в комок, стараясь не дышать.
-Эй, не надо бояться. Я помогу. Я выведу. Только надо тихо!
Мужчина пытался рассмотреть ребенка, но было слишком темно.
-Ты кто? — наконец услышал он. — Ты мой папа?
Отца Алька проводила на войну еще три месяца назад. Он обещал скоро вернуться.
-Нет, я… Он попросил меня помочь тебе…
Уже через некоторое время солдат вышел из подвала, неся Альку, завернутую в большую шинель. Та пахла солдатским потом, куревом и еще чем-то.
-Стой! Что ты несешь? — солдат остановился. патруль светил ему прямо в лицо.
-Да тут в подвале собака была. Ну, капитан решил избавиться от нее. Да суеверный он. Вот и велел унести.
Патрульные сплюнули и отвернулись.
-Ладно! Проваливай.
Расчет был верным. Брезгливое чувство к умершему животному не даст продолжить обыск.
Мужчина отнес девочку далеко, почти на окраину города.
На западе было хорошо видно зарево. Сколько еще этот город будет стоять на земле, когда будет он стерт с лица земли, похоронив под обломками Алькино детство, песочницу, где она сделала первый шаг, качели, с которых слетела, упав на соседского Гришку…
Девочка почувствовала, как её поставили на землю.
-Смотри! Там, за рощей, есть овраг. Иди по нему от зарева. Иди до ручья. Будет немного страшно, но вот тебе серебряная собачка! — с этими словами солдат протянул Альке маленькую фигурку — брелок. Та блеснула тонким, поджарым боком, поймав голубоватый свет луны. — Она волшебная. Она поможет. Только надо очень верить!
Аля завороженно смотрела на игрушку.
-Все! Иди, девочка! Иди! Ты должна поспешить.
-А чья это игрушка? Твоя? Твоего ребенка? Он будет плакать?
-Нет, он просил передать ее тебе. Он не будет расстраиваться. Уже… Вырос… — тихо добавил незнакомец, провел рукой по спутанным, детским волосам и жестом поторопил Альку…
…С тех пор прошло много, очень много лет. Аля тогда спаслась, попав к остаткам бежавших из города жителей, нашла мать.
Будучи уже взрослой, Аля иногда вспоминала этого странного человека. Он был чужаком, захватчиком, он пришел в их город с оружием, чтобы стать там хозяином, почему же он тогда отпустил ее?!
Брелок девушка носила на связке ключей. То ли действительно верила в его силу, то ли просто нравился ей грустный пес, бегущий по невидимой дороге.
Однажды зимой в поликлинику, где она к тому времени работала медсестрой, пришел старик. Его лицо было совсем скукоженным, обожженная когда-то кожа смялась, собравшись в безобразные складки.
-Извините, — сказал он с небольшим акцентом. — Мне нужно в 305 кабинет. Куда идти?
Алька обернулась.
-Я отведу вас, пойдемте! — она осторожно дотронулась до плеча посетителя, тот кивнул, и они зашагали по длинному коридору.
305 кабинет, кабинет онкологии, был одним из самых страшных, безысходных и наполненных тоской. Здесь всегда было тихо. Тихо переговаривались, быстро уходили, строго смотрели.
-Вот, присядьте, я спрошу, свободен ли врач.
Аля усадила старика на кушетку и тут из кармана ее халата вывалилась связка ключей. Она со звоном упала на кафельный пол. Серебряная собачка блеснула, отражая лучи солнца.
Старик, хотел, было, поднять ключи, но отдернул руку и поднял глаза на медсестру.
Аля, смутившись, быстро встала и зашла в кабинет.
А старик улыбался, шепча благодарственные молитвы и не стремясь убрать слезы, текущие по лицу. Он сделал в своей жизни много зла, очень много. Не раз он смотрел через прицел в глаза человека, видя его душу, не раз слышал проклятия за своей спиной. А когда он встретил Альку в том подвале, то, казалось, возврата уже нет. Не ради кого было менять себя. Семьи нет, сына нет, есть только автомат и пустота внутри. Но девочка заставила его проснуться, вакуум вдруг разорвался, уступив место надежде.
Он часто молился за Алю, совершенно чужую, дите другого народа, который он и его соплеменники хотели взять силой…. Она была чужой, но стала его последней надеждой, его проводником в мир прощения.
Теперь старик точно знал, что в Книге его жизни записаны не только грехи, но и одно доброе дело, поэтому услышать приговор врача было уже не так страшно…
Аля потом навещала его в больнице. Ее тихое «спасибо» было последним, что услышал старик.
Алька, девочка из сырого, грязного подвала, была благодарна ему. И это было счастье, счастье добра.
Автор:
Зюзинские истории
