Сколько Ванька себя помнит, он всегда боялся папку. Боялся и безумно любил.
-Тпруууу, — говорил папка, останавливая запряженного в телегу Воронка, а если была зима, то в сани, — тпруууу, сынок, иди сюда.
Ванька со смесью страха и любопытства шёл к папке, тот вываливался из саней, либо из телеги, пьяненько хихикал, облокачивался на Ванюшку и хитро подмигивая направлялся в сторону дома.
Папка хороший, добрый и весёлый, убеждал себя Ванька.
Он до безумия хотел, чтобы его папка, ездил на рыбалку и брал бы его, Ванюшку с собой, как папа Серёжи Черкашина.
Они бы приезжали замёрзшие, но довольные и весёлые, а Ванька хвалился бы пацанам какого окуня или щурёнка он поймал и что чебаки нынче совсем измельчали.
Или как папа Алёшки Гусева, был бы охотником. Это ещё лучше, будь Ванькин папка охотником.
Тогда бы он, Ванька, когда начиналась охота на уток, пропускал бы школу первые уроки и на вопрос учителя, почему опоздал, важно бы отвечал, что был с папой на охоте.
Как это делает Алёшка Гусев.
Все пацаны с завистью смотрят на Алёшку, а он важный, пахнущий дымом от костра, садится за парту и положив голову на руки, засыпает.
Учителя не трогают Алёшку, знают что он был с отцом на охоте, сидел с раннего утра в камышах, бегал по болоту вместе с Тобиком, собирая подранков.
А ещё хочет Ванька, чтобы папка был таким же, как у Саши Попова, умным, в очках, много знающим и читающим и научил бы, его Ваньку, играть в шахматы.
Сидели бы они с папкой в зале, папка на одном кресле, а Ванька на другом и думали бы над шахматными партиями.
А шахматы стояли бы на тёмно-коричневом журнальном столике, внизу лежали мамины журналы, про моду.
И маленькая сестрёнка Ленка, нарядная, с большим белым бантом в волосах, сидела бы чинно на диване и играла красивой куклой с закрывающимися глазками.
А ещё хотел Ванька, чтобы папка работал на машине, шофёром, вот было бы счастье.
Приезжал бы папка, пропахший бензином, и брал бы его, Ваньку, с собой, прокатиться и даже давал бы посидеть за рулём, покрутить баранку и побибикать.
То-то бы Светка Мищенко удивилась бы и подпрыгнула, когда он Ванька, крутя баранку из стороны в сторону, нажал бы на сигнал, прямо у её окон.
Вот бы она увидела и удивилась бы…
А ещё Ванька хотел, чтобы его мама была бы учителем.
И он бы, как Томка Игнашина и Васька Поливода, бегал бы к маме, и она кормила бы его конфетами, строго наказывая не называть её мамой в школе, а только по имени и отчеству, Галина Михайловна.
И чтобы у ребят она была самой любимой учительницей. Ходила бы в красивых нарядах, мило все улыбалась, и Ванька, хоть и ревновал бы маму, но знал бы что её сердце принадлежит ему, Ваньке.
А других ребят она просто учит, и любит хоть немножечко.
Ванька и маму любил, очень.
Папа Ванькин работал скотником.
Не то что бы Ванька стыдился папиной работы нет, ни за что. Просто хотел, чтобы кроме работы, папка ещё чем-нибудь занимался с Ванькой.
Мама же поила телят, была вечно занята и недовольна.
Вот и сейчас, помогая пьяненькому папке попасть домой, Ванька поёживался, зная что они начнут скандалить.
-Чё Ваньша, мамка дома?
-Ага
-Как думаешь, кричать будет?
-Будет, — вздыхает Ванька.
-А мы ей, Ваньша, контр — удар нанесём, кхе- кхе, первые начнём орать.
-Ой, папка, может не надо?
-Не боись Ваньша, не жили богато, и не фиг начинать, — это была любимая папкина присказка.
Когда мамка начинала говорить, что Васильевы вон телевизор новый купили, цветной, а у них «Весна», что плоскогубцами каналы переключает, и показывает только если ударить по ней кулаком, папка говорит ей свою любимую присказку.
И когда папка пропил деньги, которые Ваньке на новые ботинки были и когда забор развалился и папка просто убрал его и стопил в бане, он тоже говорил свою любимую присказку.
И казалось Ваньке, что двор у них, как та старуха Жуланка, стоит с вечно открытым ртом и торчащими двумя гнилыми зубами.
Два столба обозначали границы Ванькиного двора, всё на виду.
Уже и соседи Ванькиного папку ругали и даже председатель сельсовета говорил, что весь вид портит его разобранная ограда и одиноко торчащий как гриб мухомор на лесной полянке дом, в самом центре села же живёт, недалеко от сельсовета, а тому всё нипочём.
-Не жили богато и неча начинать, а ежели не нравится, придите и сделайте, ежели лицо вашей улицы порчу, то ставьте сами забор, нечто я против?
Они проходят в дом, пахнет горячим хлебом, у мамы была квашня.
-Оля, Оля Олечка, это я твой Толечка, — поёт папка.
-Опять буркалы залил
-Не ругайся, Олюнчик, я тебе подарочек принёс
-На чёрта он мне сдался, твой подарок, ты что? Ты что аванс получил?
-На, гляди, это тебе.
Отец долго шарит за пазухой и достаёт большой, клетчатый носовой платок разворачивает его, а там…
Ванька в удивлении вскрикивает, серёжки золотые, с маленькими красным камешками, как у учительницы Малыгиной Ольги Петровны.
Мать ещё по привычке ругается, отец хитро щурится.
-На, Оль…Ну, это тебе, на международный женский день…
-Где взял-то, -мать скрывает улыбку, — ну, подикася и уши уже заросли, ну как, Ванюшка, помоги вставить.
-Шпиртом, шпиртом надоть протереть, -Ванька только сейчас замечает бабку Жуланку, местную приживалку, ходит по домам зимой, там неделю поживёт, там три дня, а на лето уходит в свою избу, у них она никогда на долго не оставалась, -Анатолий, ты хучь подыши Ольке на ухо хе-хе-хе, обежжаражь.
Мамка стоит вся раскрасневшаяся Ванька старается попасть маленькой, золотой проволочкой в заросшую дырочку в маминой мочке маленького, розового ушка.
-Стой, сынок, — мама редко так говорит Ваньке , — беги, там … -и она зашептала на ухо мальчишке, где есть водка, спрятанная от отца.
Ванька убегает, приносит поллитра Пшеничной, отец равнодушно смотрит на бутылку, внимательно наблюдая за реакцией матери.
Та протерев уши и серёжки ватой, ловко сама вдевает серёжку в ухо, а затем вторую.
-Ну как?
-Ой королевишна, королевишна, ты Ольга — шамкает беззубым ртом старуха Жуланка.
-Ты у нас мать, прямо Хозяйка Медной Горы, — говорит важно папка.
Ванька с Ленкой замерли в восхищении.
Мать раскраснелась, стоит, в стареньком затрапезном халатике, крутится перед висящим на кухонной стенке мутным зеркалом в толстенной, некогда покрытой позолотом раме.
И кажется Ваньке, что мама и правда красивее всех на свете, куда там всем учителям и Хозяйкам мама вон какая…
Они переглядываются с Ленкой, сестра жмётся к Ваньке, она боится папку. А если учует запах от него, так вообще от Ваньки не отходит, боится…
Вдоволь налюбовавшись и нахваливши маму, папка опять лезет за пазуху и достаёт оттуда побольше свёрточек. Подаёт Ленке, та боится, прячет руки за спину, но отец подманывает её и суёт свёрток в руки
-На, папка тебе тоже подарок сделал, ты же тоже женщина, на, доча, бери…
Ваня берёт свёрток и подаёт Ленке, та хватает цепкими обезьяньими лапками и прижимает к себе
-Ну смотри, что там, а доча? Смотри?
Ванька помогает Лене снять бумагу.
Девочка, маленькая девочка с белыми волосами и нарядным бантами, так похожая на Светку Мищенко.
-Куойка, — выдыхает Алёнка, — моя Олеся, — девчонка благоговейно смотрит на куколку, тихонько прижимает к себе и целует в белый лобик.
-Што сказать то отцу надо — встревает Жуланка
— Пасибо, — шепчет девочка не поднимая глаз, — пасибо, папоцка…
-Г лаза папкины краснеют и становятся влажными, влага бежит по обветренному лицу, собирается в уголках глаз, в заветренных морщинках.
Папка выжидающе смотри на Ваньку, и улыбается.
— Ну сынка, а ты чего не спрашиваешь подарков?
— Дак, а я чё, девка что ли.
— Не девка, — соглашается отец,- не девка.
Но ты тоже знаешь ли. Вон у тебя день рождения вон скоро.
И отец опять лезет за пазуху, и достаёт оттуда свёрток, небольшой.
— На, сын. Вот тебе.
Ванька никогда не получал подарков, поэтому он несмело берёт и осторожно разворачивает.
Часы. Самые настоящие, часы.
— Это же скоко они стоют, Ольга ты гляди, — Жуланка смотрит во все глаза на папку. Потом переводит взгляд на Ваньку.
— Скоко бы ни стоили, мне для своих родных и любимых, ничё не жаль! Не жили богато и неча начинать, правда сынка, надевай, часы давай.
И плевать что международный женский день празднуют восьмого марта, и день рождения у Ваньки в июле, а сейчас середина ноября.
— Ну хороший же у тебя мужик Ольга, — шамкает бабка Жуланка
— Ага, — счастливо говорит мамка.
Это потом вечером, будет она сидеть в соседской нетопленой бане, с обеими ребятишками и бояться каждого шороха, пока пьяный папка с топором в руках, будет бегать по соседям и искать их, чтобы за что-то наказать…
Это потом они узнают, что отец получил премию и не пропил её, а купил подарки своим, которые запомнятся на всю жизнь, ведь ни до, ни после, больше такого счастья не было.
И будет просить Ванька мать уйти от папки, уехать далеко, где живёт мамкина родня, в тёплые края.
Мамка соглашается, и они шёпотом строят план, как лучше им уехать.
А ранним утром когда прокравшись в дом, закрыв двери и убрав наметённый снег, мамка начнёт топить печку, отогревая ребятишек и уже не захочет вести разговоров о побеге от папки, стыдливо отводя от Ваньки глаза.
***
— Серёжа, Серёжа, -з овёт Ванька своего сынишку, застенчивого, белобрысого парнишку, — Серёжа, помоги папке папка пьяненький.
Серёжа осторожно подходит он, боится и безумно любит своего папку.
Папка работает на тракторе, у фермера Заплечкина.
Ах, если бы папка у Серёжи был фермером, или имел три магазина, как Кольки Иванова папка или был дальнобойщиком, как Серёжки Пафнутьева отец, а может, как Вероники Плотниковой папка, ездил бы на вахту вот было бы здорово…
Но Серёжа любит папку и такого. Они идут в дом
-Что, Серёжа мамка будет ругаться, как думаешь?
-Будет, — вздыхает Серёжа.
-А мы, знаешь, что мы её поцелуем, она и не будет кричать.
Мамка всё равно кричит, проклинает свою жизнь, что связалась с этим извергом папкой.
Потом папка кричит и плачет, говорит что мамка ему жизнь испортила.
Потом папка гонит их из дома говоря что ему не хватает кислорода, дышать нечем, включает музыку, танцует и плачет.
А мамка с Серёжей в это время сидят на крыльце или заглядывают в окна.
Мамка звонит тёте Лене, папкиной сестре, и жалуется на папку, алкаша треклятого.
Папка напевшись песен, начинает плакать и звонить тёть Лене кричит, жалуется на судьбу свою горькую.
Мамка плачет и обещает Серёже уйти от папки, Серёжа плачеи, ему жаль папку, но мамкины слова о том, что жить им станет гораздо лучше, потому что уедут они в город придают Серёже сил.
Утром мамка убирает осколки от тарелок, разбитых папкой, всё перемывает, готовит, стряпает.
Папка, пряча глаза, привозит много новых тарелок завёрнутых с в серую шершавую бумагу.
Дарит Серёже шоколадку.
-Сколько денег зря уходит, — сокрушается мама
-Ну ничё, ничё, Свет не жили богато и не стоит начинать, — весело говорит папка, подмигивая Серёже.
Потом звонит тёть Лена, ругает папку, папка клянётся и божится, что больше ни-ни. Папка вытирает слёзы, и гворит что он всё помнит, и баню соседскую нетопленную и слёзы детские их с тёть Леной, всё помнит…
Он обещает тёть Лене не пить больше никогда, совсем…#опусы Но проходит пару дней, и всё начинается с начала…
-Ааа, сынок, не жили богато и не стоит начинать, — кричит весёлый папка…
Ночью, когда опять мамка звонила тёть Лене, потом папка звонил, потом позвонил дядя Костя, тёти Ленин муж, и сказал что если ещё хоть раз, они позвонят тёте Лене, он приедет и лично выдернет им ноги, обоим и маме и папе.
Потом утром позвонила заплаканая тётя Лена, и они смамой долго о чём -то говрили, мамка плакала, и всё гворила слово нет.
-Нет! Нет! Нет! Лена, НЕТ.
Потом пришёл трезвый папка, и закрывшись в комнате с мамкой, они о чём -то шептались.
Потом папка сказал
-Хорошо, пусть так и будет.
Мама закричала, будто её ранили Серёжа ворвался в комнату весь дрожжа и уставился на отца.
-Ну чего ты, сын. А ты тоже, орёшь, как безумная. Тётя Лена в город зовёт, жить…
Серёжка от неожиданности открыл рот.
-Договаривай до конца, плачет мамка.
-А что договаривать, она тебя зовёт, Серёжа, говорит год как раз доучишься, у них там, а потом Костя поможет тебе поступить, хочешь быть военным? Как дядя Костя? А?
Или в навозе всю жизнь колупаться? Как отец твой и дед, и правдед, ка кмать твоя тебе хочет такой жизни.Ну решай сын, ты уже взрослый, скоро двенадцать лет.
-Иииии, — плачеи тоннеько мать, — не отдам не отдам, зачем он им? Свои дети есть, не отдам, кровиночку, не отдам, ииии. Пусть над своими издеваются.
Конечно, пусть, — соглашается отец, пусть. А вырастит, на трактор пойдёт работать, а по выходным бухать будет, от жизни такой…
-Я поеду к тёте Лене, — тихо гворит Серёжа, — япоеду, мама. Я выучусь, и…и…Я вас заберу отсюда…
***
-Ну вот,Серёжа, — тётя Лена, вся такая маленькая, худенькая, как Дюймовочка голосок ласковый, -вот, это твоя комната, ну ваша с Егоркой.Ты не стесняйся, что-то надо, спрашивай. Год доучишься, потом в кадетку дядя Костя тебя определит, он уже договорился.
-Мам, а я?
-Подрастёшь и тоже пойдёшь.
-А мне с Серёжей нельзя пойти?
-Нет
-Ууу, только нашёл себе старшего брата, — ноет Егорка
-Он и останется твоим старшим братом, двоюродным, — говорит дядя Костя.
И не такой уж он и страшный, хороший ддяька, -думает Серёжа.
-Всё хорошо будет, Серёж, — тихонечко садится к нему на кровать тётя Лена, я прошу тебя, ты вытерпи разлуку с матерью, и всё будет хорошо.
Меня тоже тётка забирала, мамина старшая сестра, только она двоюродная была, а Ванька не поехал.
И вот…Ты не преживай, Серёжа. От родителей тебя никто не отдаляет.
Вырастешь и поможешь им, я своим не смогла, не успела, слишком рано ушли.
А твоим мы вместе поможем, хорошо?
Мальчик, глотая слёзы, кивает головой и сопит в подушку.
-Спи, спи, мой хороший. Завтра выходной в кино пойдём, все вместе.
-Хорошо, — шепчет Серёжа — спасибо тётя Лена.
***
-Эххх, не жили богато и не стоит начинать, — кричит Ванька, разбивая очередную тарелку, кричит, куражится, смотрит как жена убегает огородами придерживая беременный свой живот…
А в это время Лена уложив спать детей, открывает ящик стола и достаёт завёрнутую в бумагу, тщательно оберегаемую маленькую куколку, Олесю.
Автор: Мавридика де Монбазон
