Продолжение. Часть 1 здесь
Мать Ветки очень гордилась сыном и очень скучала без него. Когда Роман отправился учиться в чужие края, требовала, чтобы он звонил по телефону каждый день. Только после его звонка она успокаивалась.
Ветка приходила вечером с работы и за ужином разговоры были только о Романе. Что он сделал, куда поехал. И Ветка подыгрывала матери. Ни разу мать не спросила Ветку: «Как у тебя дела, доченька? Что нового было на работе? Иногда Ветка сама пыталась что-то рассказать про вуз, в котором работала преподавателем, но мать не слушала, перебивала, переводила разговор на сына. И Ветка приняла эти правила. Перестала говорить о себе.
Когда умер отчим, семья из экономии продала свой большой дом с участком и переехала в небольшую квартиру. С этих денег мать ежемесячно высылала сыну деньги в другую страну – на личные расходы. Хотя его обучение оплатил один из зарубежных образовательных фондов.
В то же самое время счастье поманило и Ветку, на кафедре ей предложили годовую стажировку в Англии. В те же края, где учился брат. Ветка была на седьмом небе от счастья. Можно было опять жить с братом, а также потренировать свое произношение, общаясь с настоящими носителями языка. Но мать была категорически против отъезда дочери. «В доме и так нет лишних денег, а ты еще хочешь уехать и оставить нас на произвол судьбы», — сказала она с негодованием.
Ветка смирилась. Она постоянно жертвовала собой ради матери.
Из дневника Иветты:
Есть люди, не способные на любовь, есть те, кто любят многократно. А есть однолюбы, которые любят верно и преданно, до самозабвения. Так отец любил мою мать. А она так любила сына. И я хоть и ревновала мать, все же отдавала должное этому великому чувству, потому что оно делало мать человеком, свидетельствовало о том, что она тоже была способна на любовь — сильную и всепоглощающую. Но не замечающую других людей.
И это счастье, что моего брата такое отношение не испортило, как многих заласканных маменькиных сынков. Любовь наоборот дала ему силы для многих свершений. Почти как у Наполеона, которого его мать также безумно любила. Ромка не разбаловался от такой жертвенной любви и не стал эгоистом. Когда в раннем детстве мать совала ему что-то вкусненькое, он всегда делился со мной, а когда она, в очередной раз, ругала меня, всегда защищал, говоря шепелявым голосом: «Неть! Не тлогай Ветю. Она холёсая».
Ромка в детстве болел часто, и мать сидела с ним ночи напролет, читала ему, включала пластинки с классической музыкой и записями сказок. А также играла и пела для него. И в её голосе было столько нежности и безграничной любви, что у меня на глазах наворачивались слезы. Я лежала в своей спальне, в роскошном доме, где было все, кроме внимания и любви матери, и чувствовала себя одиноким и никому не нужным ребенком.
К первому классу Ромка выправился, пошел в школу и в многочисленные школьные секции. И за что бы не брался, всё у него получалось. Как будто играючи, он легко решал задачки и писал сочинения, играл на фортепиано и в театральной студии, рисовал и писал стихи, ездил на соревнования по футболу и баскетболу, мастерил макеты самолетов и кораблей. Он был не только любовью, но и гордостью матери. Да и меня тоже, я ведь любила брата, хоть и ревновала мать к нему.
Роман возможно потому и достиг так много в жизни от большой и безусловной любви матери. Он согревался ею все свои хоть и небольшие годы. Он был красивым, как мать и умным, как отец. В школьные годы успевал отлично учиться и посещать множество кружков и секций. В молодые годы сделал стремительную, просто феноменальную карьеру в науке: в области физики и математики. Успел поучиться в России и в Англии — по программе обмена одаренными студентами, успешно защитил диссертацию и получил степень кандидата наук. Затем развивал наукоемкие технологии, был самым молодым советником по науке и высоким технологиям. И все у него, казалось, было легко и просто. Каким -то образом, еще успевал заводить многочисленные романы и путешествовать. Затем занялся бизнесом, организовал свою фирму. И везде у него все получалось, все, за что он брался, не смотря на молодость. Жил, словно играючи на зависть многим. Так его все и называли: «везунчик». Ровно до тридцати лет…
А затем, как корова языком слизнула. Раз и все… Нет ничего. Все разрушилось в одночасье. Много у него было спортивных увлечений и достижений. Но захотелось ему еще освоить серфинг… То ли инструктор оказался неопытным, то ли так сошлись звезды, но Роман навечно остался в океане. Не было даже места на земле, где мы могли бы придти и поклониться его праху.
Если бы знать заранее, чего в этой жизни стоит опасаться, хотя, даже если бы Ромка это знал, он бы все равно уехал. Чтобы не вернуться… Он любил риск и новизну с самого детства, возможно, убегая от стесняющей его любви и опеки матери, стремясь всё время что-то самому себе доказать. А может, просто спешил жить, подсознательно чувствуя, что времени у него осталось очень -очень мало…
«Когда брата не стало, я, как и мать, очень страдала без Ромки, ведь не любить его было невозможно. Но в какой-то момент во мне будто проснулся недолюбленный и ревнивый ребенок, который обрадовался, если можно так цинично выразиться. Обрадовался тому, что он наконец-то остался один. Я ужаснулась, написав эту фразу, но решила, что здесь и сейчас будет правда и только правда. Как бы ни была она ужасна.
После брата все его накопления и бизнес достались мне и маме. Он не успел создать семьи, хотя у него было много женщин, ведь он нравился всем, с кем учился и работал. Но все это осталось за кадром, в его прошлой жизни.
Когда я стала единственным ребенком, я стала заботиться о матери вдвойне: за себя и за брата. Купила дачу за городом, где мы жили летом, а зимой отправляла мать отдохнуть и подлечиться в санатории. Но это случилось уже после того, как мать просидела в депрессии дома почти полгода, смотря окаменевшим взглядом в одну точку.
Затем понемногу она стала оттаивать. Я окружила мать заботой и вниманием, но ни разу не увидела в её глазах той любви, с которой она смотрела на моего брата. Только ровный взгляд и ровное отношение. А точнее сказать: равнодушное. В своем горе она видела только себя.
А когда отошла острая фаза, смерть близкого для нас обеих человека все же немного сблизила нас. Мне было стыдно за свои обиды и за то, что не сумела справиться с ними. Упала так низко, что хоть и на минуту, но почувствовала радость оттого, что теперь мама только моя. И больше ничья.
Но видно мне на роду было написано быть нелюбимой дочерью. Ни моя забота, ни деньги, ни путешествия, ни загородный дом не могли заставить мать полюбить меня. И я это просто приняла. Как крест, который нужно нести, как бы не был он тяжёл.
И я даже оправдывала её. Я говорила самой себе: «Может быть, мать чувствовала, что Ромке суждено прожить короткую жизнь, и старалась наполнить его своей любовью, пока еще есть время? Но почему же тогда не поделиться этой любовью хотя бы немного в моем детстве, когда мне так была нужна мама и ее поддержка?» Но такого взгляда, каким мама смотрела на Ромку, я больше никогда у нее не увидела…
Мать после смерти сына сильно постарела, на её лице, всегда таком ухоженном и красивом, появились морщины. Как-то, взглянув на неё, как она утирает скомканным платочком постоянно наплывавшие на глаза слезы, я вдруг поняла, насколько эгоистична была не только мама, но и я. Она закостенела в своей обиде на судьбу, отнявшую у неё любимого сына и оставившую рядом нелюбимую дочь. А я – в обиде на нее, не любившую меня…
Но ведь сколько у нас было и хорошего, что связывало нас! И главное — это Ромка, который, как солнце, соединял нас всю жизнь. Это солнце согревало нас даже после своего захода. И я стала сама заводить разговоры с мамой о Ромке. В одной из комнат нашей квартиры были расставлены все Ромкины грамоты и кубки, заработанные им на многочисленных конкурсах и соревнованиях. Комнатка превратилась в мемориальный музей. Вечерами мы заходили туда с мамой и перебирали старые фотографии, мать вспоминала его успехи в школе и в жизни. Это стало для неё ритуалом. Раньше она не могла заснуть без звонка сына, теперь – без разговора с его фотографиями…
Ни разу мать не вспомнила о моих успехах, но я на это уже не обращала внимания. Я приняла её такой, какая она есть. Как мы относимся к душевно больным людям? Мы понимаем, что ждать и требовать от них что-то бесполезно, все равно не поймут. А мать давно была больна душой, ведь слепая любовь это тоже патология, когда в душе живет один единственный человек, как Бог, как единственный свет в окошке. Недаром говорят: «Не сотвори себе кумира» и «Что слишком любим, то теряем». А для неё сын был божеством, на которое она молилась и которое она потеряла.
Так я постепенно стала преодолевать свои детские душевные травмы… Да больно, да горько, но ведь не зря же в народе появились поговорки: «Родителей не выбирают» и «Насильно мил не будешь».
Первые полгода я думала, что мать не переживет ухода сына. Я боялась оставить её одну дома, так как однажды она попыталась отправиться в тот мир, в котором сейчас находится душа Ромки. Она наглоталась таблеток, но не выдержала и испугалась, промыла желудок. Полгода мать не выходила из квартиры, жила, как зомби, не видя ничего вокруг. Казалось, что она была не в себе, сошла с ума от горя. Но нет, тогда это были только цветочки. Лишилась рассудка она значительно позднее. Уже когда Веры Ивановны с нами не было.
Наша верная няня и домовая хозяюшка Вера Ивановна стала для нас с Ромкой, как родная, мы любили её и называли бабой Верой. Всей сутью своего характера баба Вера походила на свое имя. она неизменно верила во все хорошее в людях и умела его видеть в любом человеке. Баба Вера любила нас, будто родных внуков, а по сути заменяла- и мать и отца… Любила она и нашу мать, любовью странной, более похожей на жалость. Так часто работящие крестьяне, у которых все горит в руках, смотрят на городскую богему, слагающую стихи и музыку, но не умеющую почистить картошку. Баба Вера вместе с нами была потрясена внезапной смертью Ромки и старалась всячески угодить матери, понимая её невыносимое горе. А когда матери стало полегче, баба Вера, будто выполнив свой долг на земле, решила уйти в мир иной, чтобы помогать и там — своему Ромке. Она умерла тихо и мирно, прямо во сне, подложив руки под голову и никого не беспокоя, так же, как и жила, всю свою жизнь…
***
Прошло три года после смерти Романа. Ветка была на даче. В то лето у неё второй раз за все её тридцать восемь лет появилось чувство, что она может обустроить и свою личную жизнь.
Первый раз был так давно, что оставил в Веткином сердце лишь смутные воспоминания. Ей было всего восемнадцать. Первый курс учебы в институте. И первое празднование дня рождения группы. Виталий был баскетболистом и сразу же обратил внимание на высокую девушку, достойную его роста. Пригласил танцевать. Ветка очень смущалась, когда они танцевали и её руки касались его плеч, а его — нежно обнимали её за талию. Это было необычное и очень приятное ощущение. Ветке до этого дня еще не приходилось танцевать с молодыми людьми. На школьные вечера и дискотеки она не ходила, стеснялась своего роста, да и не любила шумные тусовки.
Но этот день был каким-то необычным. Она вдруг осмелела, почувствовав, что парень на самом деле симпатизирует ей. Да и он ей сразу же понравился. Несколько свиданий и вихрь чувств и эмоций, закружил молодых людей в любовном танце. Прогулки при луне, жаркие объятия и поцелуи в укромных местах, совместная подготовка к первой сессии…
А затем смерть отчима… И опять Ветке надо было думать о матери и младшем брате, которому было всего тринадцать. Только-только окунувшейся в студенческую жизнь и в первую любовь, юной девушке пришлось искать работу, перейдя на вечернее обучение.
И как это часто бывает, молодая любовь не выдержала редких встреч и свиданий. Виталий закрутился в круговороте интересной студенческой жизни, кроме учебы он играл на гитаре и пел в клубе самодеятельной песни, быстро став популярным у девушек, и к летней сессии уже кружил голову другой избраннице.
Ветке было очень горько, она проплакала несколько ночей подряд, но, как и в детстве, никому не жаловалась. Лишь одна единственная и молчаливая подруга – мокрая от слез подушка, впитывала в себя боль и обиду от предательства близких людей.
Ну, а затем жизнь Ветки превратилась в длинную череду однообразия, состоявшую из учебы, работы и дома. Страдать было некогда, как впрочем, и искать новое личное счастье.
А вот сейчас на неё опять обратили внимание. И это было очень приятно. Ветка помолодела и похорошела от охватившего её чувства влюбленности и востребованности.
Сосед по даче, отставной военный, высокий и бравый пятидесятилетний мужчина год назад потерял жену, но не привык быть один. Дети выросли и уже жили отдельно, дочка создала собственную семью, а сын учился в другом городе. В квартире после смерти жены было пусто и мрачно, а сам создавать домашний уют Василий Петрович не умел, привык во всем в быту полагаться на вторую половину. Как у многих военных людей, он лишь на службе казался строгим командиром, дома же ему хотелось расслабиться и все бразды правления в семье: от хозяйства до воспитания детей были на супруге. И вот никого рядом. У детей своя жизнь, а он один одинешенек…
Василий Петрович горевал после похорон жены около полугода, часто ездил на кладбище, где разговаривал с покойной, просил прощения, что мало уделял внимания в годы молодости. Говорил, что очень страдает без своей верной подруги, сетовал, что научился стирать и варить, поддерживать хоть какую-то чистоту в квартире. Но все это было не то и не так, потому что дом без женских рук всё равно, что и не дом. Так думал и так говорил Василий Петрович, страдая от неустроенного быта, мечтая о вкусных борщах, доброй и верной подруге, согласной разделить с ним остаток жизни.
Чтобы занять себя, как можно больше – и мысли, и тело, и чтобы быть поближе к природе, Василий Петрович купил себе небольшой дачный участок. В соседях оказались мать и дочка. Странная это была семейка. Мать, еще не очень старая и очень красивая женщина, с благородной осанкой и хорошо поставленным голосом, на даче только отдыхала. Она сидела обычно в кресле-качалке на веранде или в шезлонге на лужайке. Гордая, прямая, как главная героиня из чеховской пьесы «Вишневый сад» и всегда — с неизменной книгой или журналом в руках. Иногда дремала под звуки классической музыки, раздающейся из приоткрытой двери дома.
Лишь дочка — высокая, худощавая шатенка с очками на носу и в соломенной шляпе, надвинутой на лоб, неустанно хлопотала по дому и огороду. Лица её он долго не мог рассмотреть, т.к. молодая женщина почти не сидела на месте, она летала по огороду, копала, садила и пропалывала грядки, затем готовила обед, варила варенья и соленья на зиму. Красивые звуки мелодий и вкусные запахи витали над дачей соседей до вечера.
Ближе к вечеру девушка обычно поливала грядки в огороде, затем сидела одна на крылечке, о чём-то думала, глядела, как заходит за темный горизонт оранжевое солнце. Иногда читала или что-то сосредоточенно писала в небольшом блокнотике в свете тусклой лампочки, висевшей под козырьком над дверью. А однажды ночью тихо плакала, сидя на крылечке.
Василий Петрович в это время вышел на свое крыльцо и хотел закурить, но, услышав сдавленные всхлипы с соседней дачи, передумал. Он тихо подошел к заборчику, вдоль которого росли кусты малины. Ночь была светлой, полная луна освещала все вокруг, ярко светили звезды. Было тихо, лишь сверчки стрекотали что-то на своем древнем, дивном языке. В этом тихом, ночном умиротворении природы слезы девушки, её какая-то тайная печаль и грусть всколыхнули душу Василия Петровича…
С этой ночи Василий Петрович отметил в своем сердце добрую соседку, а может — просто пожалел… Он не торопился, присматривался к Ветке, наблюдал с какой заботой и вниманием она относится к своей матери, какой красивый сад вырастила на своем участке. Ему, человеку строгих правил, нравились такие хозяйственные и добрые женщины. «Ну, а то, что не так красива, как его прежняя жена, так с лица воды не пить, я –тоже не красавец, да и не так молод», — подумал Василий Петрович и пригласил Ветку на пикник с шашлыками на местном озере. А затем стал похаживать в гости, помогал даже на участке, сам построил сарайчик и забор вокруг дачи соседки.
В конце лета Василий Петрович окончательно решился. А чтобы не передумать, зашел прямо с утра в гости к Ветке. И уже с порога предложил руку и сердце и объединение дачных участков. Вот только жить с матерью Ветки он не захотел. Видел и её скверный характер, и её холод к родной дочери. Это было главным его условием для создания семьи.
Ветке сосед поначалу не понравился, было в нем что-то похожее на отчима – грубые черты лица, чересчур прямая спина и громкий, резковатый голос. Но ей, неизбалованной мужским вниманием, понравилось его старомодное и степенное ухаживание и то, что многое он сразу же взял под свой контроль, сказав, что женщина не должна делать тяжелую работу, что и дрова и вода, это теперь его обязанности и заботы.
Василий Петрович был прост, не умел говорить красивые слова, но к концу летнего сезона стал казаться соседке очень надежным и крепким. Про таких в народе говорят: «крепкое плечо» и «как за каменным стеной». Это ли обстоятельство или возраст, а может последняя попытка обустроить свою собственную семью, либо все это вместе взятое, повлияло на решение Ветки.
Она приняла предложение руки и сердца соседа, подумав, что постепенно уговорит Василия жить совместно с матерью.
Но Ветку почему то не оставляло ощущение, что все это происходит слишком быстро и как-то нереально, «не взаправду», как будто бы недостойна она семейного и уже тем более – личного счастья. Как будто вот сейчас должно что-то такое случиться, что полностью перечеркнет все её планы и надежды.
И недаром говорят: «Приходит то, чего более всего боишься».
***
В тот день мать Ветки, сославшись на головную боль, на дачу не поехала, но дочь отпустила на все выходные дни. В субботу вечером они пожелали друг другу спокойной ночи по телефону. А вот утром Ветка закрутилась в домашних хлопотах и не позвонила, как обычно.
В этот чудесный воскресный день, она была вся под впечатлением неожиданного предложения соседа. Её накрыло блаженное ощущение какого-то необыкновенного, нереального счастья.
Полдня Ветка трудилась на участке, пропалывала цветники, варила варенье из ранетки, убиралась на даче, вполголоса напевая почти забытые песни. Многое надо было успеть сделать, ведь вечером они договорились встретиться с Василием.
— А что за романтика, когда кругом разложены на сушку лук и чеснок, по углам стоят ряды рыжих и желтых тыкв и кабачков, у печки толпятся ведра с золой для подкормки растений, мешочки с удобрениями?! Нет-нет, сосед, конечно, тоже дачник и тоже все это знает, сам выращивает, но надо же, чтобы сегодня обстановка была совсем другой. Необыкновенной, тонкой и душевной…Чтобы все было красиво и уютно, чтобы душа радовалась и расцветала…
Так думала Ветка и летала по даче, как встревоженная ласточка, пикируя то в один угол, то в другой, чтобы навести там порядок. А то, вспомнив еще о чем-то, взмывала вверх, прыгая через две ступеньки лестницы. Ведь и на втором этаже все должно быть идеально. А вдруг сосед захочет подняться повыше? И выйти на балкончик, чтобы вместе постоять, обозревая окрестности дачного поселка.
А посмотреть есть на что. Ведь у соседа не дом, а так — одноэтажный вагончик с самодельной крышей, из окон которого видны только изгороди и соседи, склонившиеся над своими грядками.
А вот с Веткиной дачи — с высокого второго этажа, виден и хвойный лес, и тропинка, весело бегущая к серебристо-голубому озеру. И неописуемый вечерний закат. Когда природа вся замирает, готовясь ко сну, а усталое солнце, медленно спускается вниз, просачиваясь сквозь заросли деревьев или образуя золотую дорожку на водной глади.
И замирает сердце от такой красоты, и уже жалеешь, что вот-вот она исчезнет и солнце спрячется за горизонт, в последний раз полыхая прощальным красно-багровым заревом. Но нет. Остается еще небольшой краешек, который еще подсвечивает и небо, и землю, окрашивая горизонт в оранжево-желтые тона, восхищая и вдохновляя все сущее на земле…
Но придет время, когда и этот яркий краешек попрощается с нами и окончательно скроется из глаз. Закончится день. С его заботами, радостями и тревогами. И никогда уже не вернется. Скроется, утонет в облаках и прекрасных далях. Оставив легкое сожаление о невозвратности времени…
Так рассуждала Ветка и думала о том, что на это завораживающее зрелище нужно обязательно пригласить Василия. Ведь красота природы лучше всего объединяет людей. Недаром влюбленные парочки так любят смотреть на закат, тесно прижавшись друг к другу, очарованные этим волшебным зрелищем, от которого поет и радуется душа. В такие минуты сердце сжимается от восторга и нежности, хочется признаваться в любви и говорить языком поэзии.
Ветка, вспомнила о вечерах, проведенных на крыльце или на балкончике, где она провожала солнце в одиночестве, прощаясь с ним до следующего дня. В голове всплыли бессмертные и печально-проникновенные, Есенинские строки:
«Гаснут красные крылья заката, тихо дремлют в тумане плетни.
Не тоскуй, моя белая хата, что опять мы одни и одни.
Чистит месяц в соломенной крыше обоймленные синью рога.
Не пошел я за ней и не вышел провожать за глухие стога.
Знаю, годы тревогу заглушат, эта боль, как и годы, пройдет.
И уста, и невинную душу для другого она бережет..»
А может быть, не только закаты, но и рассветы будем вместе с Василием встречать», — размечталась Ветка. Но вдруг спохватилась, поймав себя на том, что сидит с тряпкой в руках и мечтает. А время то идет. Окинула взглядом комнату. Вроде всё итак чисто. Надо лишь помыть полы и стряхнуть пыль, накопившуюся за последнюю неделю. А еще — застелить диван и кресла. И обязательно свежевыстиранными и выглаженными покрывалами, чтобы в доме стоял аромат свежести…
А может и вообще накрыть ужин на втором этаже? Нет-нет, лучше на первом. Ведь там печка, она так романтично потрескивает, когда её затопишь… А на балкон можно и потом перейти…
Так думала Ветка и за работой, да за мечтами о будущем, не сразу ощутила смутное беспокойство. Будто какой-то тихий голос, изнутри, из самой её души, о чем-то ей напоминал… Как будто не то она сейчас делает и не так. Будто и не нужно ей все это. А есть что-то такое важное, о чем она забыла в круговерти дел и розовых мечтаний.
И вот этот голос наконец-то дошел, достучался до сердца Ветки. Она вдруг поймала себя на мысли, что уже полдень, а она не пожелала маме доброго утра, не узнала как у нее дела, все ли в порядке. Спохватилась, лихорадочно стала звонить по телефону.
Но услышала лишь длинные гудки…
С замиранием в груди, Ветка позвонила соседям, попросив их сходить к матери. Соседи перезвонили, сообщив, что дверь никто не открывает. Ветка с колотящимся сердцем, прямо в рабочей одежде, прибежала к соседу за помощью.
Тот как раз собирался в ближайший магазин, чтобы купить продукты и вино для романтического ужина. Магазинчик был недалеко, сразу за полосатым шлагбаумом, от которого отходила дорога в город. Решили время не терять и сразу отправится в город.
Ветка сидела как на иголках. Как назло, по дороге в машине почти закончился бензин, еле дотянули до заправки, но и там их ждала огромная очередь. Они вышли из машины всего на несколько минут. Василий Петрович забежал в кафе, чтобы взять «кофе с собой» и горячие бутерброды. Ветке никакая еда не шла в горло и она просто ждала его на улице. Но и этих минут оказалось достаточно для того, чтобы какой-то хулиган успел проколоть колесо в машине. Запаски с собой не оказалось.
Ветка предложила Василию оставить свой автомобиль на стоянке и вызвать такси, но впервые увидела, как нахмурилось его лицо. Василий, итак недовольный тем, что надо чинить колеса и рушатся все планы на вечер, сказал: «Ну, что мы, как угорелые несёмся в город? Ведь у нас есть и своя личная жизнь. Мать твоя эгоистка и спит сейчас себе спокойно, а ты накручиваешь себя. Привыкла только вокруг неё крутиться, как за малым дитем ходишь. Но теперь все! Теперь у тебя будет муж, а хорошая жена думает, прежде всего, о нем.».
Ветка внимательно посмотрела на Василия, но ничего не сказала. Вызвала такси. Ехали молча. Словоохотливый таксист попытался начать разговор, но, не видя поддержки, замолчал.
Перед самым въездом в город у объездного кольца встали в пробку. Впереди была огромная вереница разнокалиберного транспорта. Словно считав настроение людей, небо спрятало яркую и жизнерадостную голубизну за серыми облаками. Походив-побродив по небу, они объединились в одну большую тучу. Дождь брызнул сначала редкими слезами, затем не на шутку разошелся, выливая на дорогу потоки рыданий. Вода быстро скапливалась в дорожных ямах, новые струи дождя отскакивали от луж, захватывая воздух и надувая блестящие пузыри.
Все вокруг стало таким же серым и неуютным, как и плачущее небо. Такими же хмурыми были и лица людей в такси. Водитель чертыхался, обвиняя погоду и встречных автомобилистов. Василий угрюмо молчал. Ветка будто окаменела, еле сдерживая слезы. От хорошей солнечной погоды и приподнятого утреннего настроения не осталось и следа.
Со всеми этими неприятностями, усталая и измученная переживаниями и нехорошим предчувствием, Ветка и сопровождавший её Василий попали в квартиру только в четырем часам пополудни.
Открыли дверь. Мать лежала в ванной на полу без движения…
Ветка вызвала скорую помощь, врачи зафиксировали инсульт. Во время инсульта важно вовремя оказать помощь, в ближайшие несколько часов, затем наступают необратимые изменения в мозге.
Мать положили в больницу, сделали все возможное, но многие нервные клетки погибли безвозвратно. Мать слегла, не в силах выполнять самые простейшие функции. В таком же состоянии врачи и выписали её через две недели домой, рассказав Ветке о том, что теперь её матушка нуждается в постоянном уходе.
Ветка, по привычке обвинив себя в том, что оставила маму дома одну, да еще и запоздала с помощью, полностью ушла в уход за ней, тем самым наступив второй раз на одни и те же грабли… Только что женихавшийся и такой прежде заботливый Василий, узнав, что Ветка не согласилась оставить мать на сиделку, быстро потерял к ней интерес…
Ветка ухаживала за обездвиженной и почти немой матушкой почти два года, кормила её и мыла, расчесывала волосы, переворачивала с боку на бок, чтобы на теле не было пролежней. А вечерами включала матери её любимые классические мелодии.
Ветке пришлось уйти с кафедры института, но она стала работать на дому. Делала переводы с немецкого и французского языков для разных журналов, а также давала частные уроки, приглашая учеников на дом.
Не смотря на хороший уход, через два года у Веткиной матери случился повторный инсульт, её снова увезли в больницу. Но спасти уже не удалось.
Ветка похоронила мать рядом с отцом. Там же ранее были подзахоронены несколько вещей брата. И теперь на их общем памятнике на Ветку смотрели фотографии всех её родных людей. Неподалеку от семейной была и могила Веры Ивановны. Ветка отвела все положенные поминки. Навестила все могилы.
Теперь из их маленькой семьи осталась только она одна.
Продолжение: Часть 3
Автор Елена
