Антонина красивая, это не просто слова, это утверждение. Как подрастать начала, что там пацанва, мужики головы сворачивали. Бабы головами качали, ой какая красота растёт.
Девки, каждая хотела хоть чуточку бы себе такой красотищи, а ещё тепло от неё, так и хотелось погреться в лучах добра исходящих от девушки, прикоснуться, притронуться к ней, голос услышать её ласковый.
Ох и поревели девчонки, ревнуя своих Саш, да Толь. Серёж, да Вить, ох и поревели.
Пока маленькие были не сильно придавали этому значения, а вот как подросла Антонина, вот тут и девки, и бабы молодые, за голову схватились.
Идёт она по деревне, просто идёт, а парни смотрят, головы сворачивают. Мужики крякают, эх красота у Василины какая родилась.
Сама -то Василина, тоже красавица, у них весь род такой, но вот такой, как Антонина, такой не видали ещё.
-Стюардесса, как есть стюардесса, — говорит молодой мужик, Васька Кокорин, он с армии на самолёте летел, так что знает о чём говорит.
-Куда там твоим стюардессам, -говорит другой мужик, начитанный и взрослый, Лука Демьяныч, -богиня. Такие раз в тысячу лет рождаются.
Кто Антонину первый раз увидит, из мужского роду, если послабее, то встанет и рот откроет, смотрит на неё, как на чудо какое.
А если Тоня ещё и улыбнётся, да спросит что, своим голосом ласковым, то всё, пропал человек. Только о ней и думает потом. Как бы где на глаза Антонине попасться.
Вот какая она была Тоня.
Приехал в деревню зоотехник молодой, красивый, волосы чёрные, как вороново крыло, глаза раскосые, так говорят в народе, на самом деле миндалевидные, губы, как у девки алые.
Девки, да бабы чуть в голос не голосили по нему, а он не смотрит ни на кого, кольцо на пальце.
А Антонина тогда, в десятый класс пошла, ну чтобы дома просто не сидеть, набрала по весне с мамкой, телят группу дополнительно.
То есть, коровушки в колхозе телятся, а телёнка у неё забирают, типа ясли. Есть специальная женщина, телятница, которая берёт себе в группу этого малыша, кормит с соски, приучат пить с ведра. Подращивает телёночка, до сорока штук набирали себе в группу телятницы.
Поили их, ухаживали, кормили. Раз в месяц теляток взвешивали. Каждый у учётчицы телок записан, например номер такой-то , тёлка Звёздочка, родилась с таким весом, а сейчас такого числа, весит столько-то.
А потом считали общий привес, за привес премия полагалась.
Вот и пошла Антонина, маме помочь, что три месяца -то дурака валять. Летом телят пасли, уходили с ними на целый день в поле, в основном ребятишек своих заставляли.
А сами пока по дому, да в огороде что делали, и детям хорошо, следят, чтобы телята не разбежались, сами играют, на свежем воздухе
Да к вечеру нужно было пригнать на место, свой небольшой табун. Конечно зоотехник всё под контролем держал, всё хорошо было в его царстве.
Стали замечать, что зоотехник всё вокруг Антонины крутится, а та и бровью не ведёт.
Только видели будто, что стоял он на коленях, опустив голову, перед Тоней, а она что-то ему выговаривала, с сердитым выражением лица. Сказала так, резко отвернулась взмахнув косой, и пошла прочь, о как.
После этого привёз он жену свою, с девчонкой махонькой.
Бабы говорили, что мышка серая, жена -то у зоотехника. Да что их слушать, им только волю дай, я зыками-то почесать.
Как-то раз ночью в двери затарабанили
-Кто, — вышла Василина, -ково носят черти по ночам
-Открывай тётка, -голоса пьяные, все знакомые, — сватать пришли твою кралю, да и тебя заодно…посватаем. Ржут, гогочут, скабрёзничают.
Рванула на себя дверь бойкая баба, топор в руках держит, глаза горят
-А ну, кто первый, подходи, зарублю, глазом не моргну, а бошки завтра вашим родителям через забор покидаю, — и топором машет.
Попятились назад, хмель стал проходить
-Чё ты, чё ты тётка, мы по хорошему, мы вот, это, Ваську женить хотели, шуткой. Пошутили мы.
И вперёд дурачка местного толкают, Ваську Паромонова.
-Ах вы ж, опозорить мою девку решили, Серый фас…
Как они мимо кобеля-то вообще пройти сумели? Видимо правда пьяным кто-то помогает, оттуда сверху.
Серый, здоровый кобель, с оторванным в собачьих боях ухом, мигом оказался возле женихов и начал кидаться на них и гнать.
На утро вся деревня гудела, всех молодчиков узнала Василина, один председательский сынок, уже после армии, всех подбил, да подпоил он, отказала ему в сердечности Антонина, вот и…
Собрание собрали, ох и позорно парням было, Василина Антонину не пустила, сама пошла.
Пообещала кто ежели что плохое не то что сделает, а только помыслит, зарубит того. Будь то мужик или баба.
-А вы, — повернулась к бабам, -следите за своими кобелями, а не то…
Да только на каждый роток не накинешь платок.
Поползли слухи чёрные, врали напропалую, друг другу, такое собирали на девчонку, что та стыдилась в зеркало смотреть на себя.
То девка какая своего приревнует, то баба.
-Будьте вы прокляты,- шептала Василина, -ни дна вам не покрышки, да что ж такое-то, а. Совсем девку мне со свету сжить хотят.
Просто поймала однажды Антонину, стояла та у зеркала, с уксусом в руках
-Мама, зачем мне эта красота? Горе от неё, сплетни чёрные плетутся около меня, мама! Я даже не целованная, а они…
Проплакали всю ночь дочка с матерью, а что тут сделать? Каждого же бить не будешь…
Председатель колхоза предложил Антонине выучится на агронома, чтобы потом в колхоз родной вернуться.
Что там началось. И председателева любовница, и с сыном его, который тогда парней подбил…
А он, сын-то, уже женатый был, женился на девке, что от него понесла, тихоня была, а вот надо же, подвернула кому надо. Так говорили.
Так эта тихоня, подружек своих распутных, было у неё три штуки таких, подговорила, чтобы они Антонину побили.
Те здоровые были, подпили самогонки и в клуб, ещё пару мелких девок себе в подмогу.
А Тоня с подружкой городской, та к бабушке всё приезжала, на танцы в клуб пришли, стоят тихонечко в сторонке. Любаша Тоню вытащила, пойдём, пойдём, вот и пошли…
Тут эти подошли, и давай на Антонину с Любашей, кто мол такие, чё припёрлись
-Идём, Люба, -говорит Антонина, -добром это не кончится
Только собрались девушки выйти, и вот вся шобла за ними бежит, а сними, с этой троицей всё парнишка крутился, девки с ним не дружили, так он думал, что одну из этих трёх на чё уломает. Все знали, что девушки эти безотказные, попить, погулять, повеселиться и не только…
Вот идут они за следом, выкрикивают всякие гадости, и никто не один парень, что глаза о Тоню ломает, не заступился, слово доброго в защиту не сказал.
Эти идут орут, матерятся, всяко девушек Тоню с Любашей выставляют, тот парнишка вьюном крутится, потявкивает, сзади целая куча народа идёт, все из клуба вышли.
Те кто по ночам спят с именем её на губах, и днём забыть не могут, да подружки так называемые тоже…
Хоть бы кто-то сказал, что вы творите, люди. Хоть бы кто остановил. Каждый думал, что это сделает другой.
Девушки о чём-то между собой поговорили быстро, и встали, как вкопанные, повернувшись лицом к преследователям.
Те тоже остановились.Девушки молчат, и те молчат.
-Что вам нужно, — спрашивает Люба
-А ты кто такая вообще, тебя не спрашивают, -отвечают.
-Ну вы и чмори, говорит Любаша, сто человек на двух девчонок, чё хотели-то, а?
-За сиську тебя подержать, -это тот, что с девками-то крутился, выкрикнул и прячется
-Ах ты шакалёнок, -говорит Люба, -за сиську говоришь подержать, на, подержи…
Все так и ахнули и назад попятились. Рванула девушка пуговицы на блузке и стоит распахнув, сияя молочно-белым телом в свете луны
-Ведьма, -крикнул кто-то
-И правда мужики, чего мы как звери, пропади пропадом эти три стервы, давайте девочек до дома проводим
-А ну пошли вон, вон пошли,- это Любаша сказала, — всем в городе расскажу, как Запеченцы целой толпой беззащитную девушку травят.
Вперёд себя трёх крокодилов боевых пустили, да шакалёнка мелкого, а сами за бабами прячутся. Бегите мамкам под юбки. Думаете никто за Тоню не заступится, а ну выходите, кто там языками про неё мелет, а?
Выходите, скажите ей в лицо, кто смелый-то… Это вам не сказки сказывать.
А за меня, шавки позорные вы ответите, кровавыми слезами умоетесь… Лучше, пока не поздно, выйдите сюда, и попросите прилюдно прощения у Тони.
Что нет смельчаков.
Ну ладно, вскоре среди дня будете это делать, паскудники, раз ночью боитесь…
И пошли. Тоню трясёт от страха, Любу от возбуждения и злости.
Матери решила не говорить, и подумала отказаться от предложения председателя, затравят её, не дадут житья.
Самое обидное, что мальчик, который со школы нравился, со всеми шёл, в той толпе.
А через три дня собрали сельское собрание в клубе. Три волги и чайка одна чёрные приехали.
Дяди в костюмах вышли, милиция.
Любка-то дочка секретаря обкома оказалась, а был тот секретарь когда-то по молодости влюблён в Василину крепко, да что-то не сошлось у них.
Родина малая у него тут, вот и помогал, как мог селу. И клуб, и спортзал, и школу новую.
Ну, а Люба папина доча любимая, всё в красках рассказала. И как шли за ними, и какого страха натерпелась от пьяной толпы разнузданной, и как грязью поливали, и как травят Антонину, даже про тот случай, когда к Василине ночью ломились, рассказала.
И ведь права оказалась Любаша. Постеснялись ночью прощения попросить, заставили днём, прилюдно признаваться, что придумывали сплетни, хвалились друг перед другом, врали на девушку.
-Прости Антонина, прости тётка Василина.
-Да будьте вы прокляты, сказала Василина, -мне жизнь сломали и чуть дочь жизни не лишили.
-Что же вы люди делаете, неужели нужно было до обкома это всё довести?-взял слово первый секретарь.
Председатель сельсовета, голова! Что же ты смотришь? У тебя под носом травля происходит, а ты?
Председатель, Михаил Палыч, ветеран, его все уважали и побаивались, стоял опустив голову, как мальчишка какой, нашкодивший.
И так стыдно стало людям, так горько.
-Что творите вы, люди? Как дикие звери набросились на девочку, стыдно земляки! А вы, -повернулся он к сбившимся в кучку молодым парням, вы разве мужики? Нечисть вы страмная, тьфу на вас, гнали, будто зверей, а что было бы если бы догнали, ну? Отвечайте? Что было бы?
Хорошо вы земляки сынов воспитали своих, ох хорошо! Гордитесь ими! Да и дочерей, овечки невинные, а не дочки.
Долго распекал краснеющих односельчан председатель.
Ездил он по области с инспекцией, и вот как раз случай подвернулся в родную деревню завернул.
От Антонины отстали вроде, да новый предмет разговоров, видели, как секретарь-то обкома о чём-то с Василиной разговаривал.
И пошёл шепоток по деревне, точно- точно, Васька девку-то тогда от него родила.
Не от него была Василина, о чём и разговаривали Василина с первой своей любовью. Просил прощения он у Васи своей, что поверил дурным слухам тогда.
-Всё что не делается, — сказала женщина, — всё к лучшему, не было бы этих сплетен, не поехал бы ты работать в город, не стал бы тем, кем стал.
Опять же не случай этот, с девчонками-то, не приехал бы ты на малую родину, не повидались бы, Егор. Иди, на нас люди смотрят…иди…
Антонина вскоре уехала, уехала через год и Василина, продав свой крепкий, добротный дом.
Уже на рубеже перемен, случившихся со страной, приехала Василина в деревню, с маленькой девочкой, красивой, как ангел.
Приехала подправить могилки, остановилась у приятельницы. Девочка, Леночка, это внучка Василинина оказалась, дочка Тони.
Живут хорошо, Антонина замужем, работает переводчицей. Она, Василина, на пенсии, вот с внучкой помогает.
-Кто его знает, как сложилась бы судьба дочкина, да моя, — рассуждает Василина, -если бы не злые языки и чёрные сердца.
Может и прожили бы всю жизнь, на родине-то, -вздыхает женщина, -но опять же протрубила бы в колхозе, и дочь к этому бы привлекла.
А так она у меня в чистоте, в тепле. Чирикает на чужом языке, у неё же склонность к языкам была, в школе пятёрка по иностранному…
А так всё хорошо. Вот покажу Леночке, где мама с бабушкой жили, пусть знает, откуда корни идут.
А то совсем иностранкой станет скоро.
В деревне до сих пор вспоминают о красоте Антонины, уже дети и внуки тех, кто видел её в живую…
Давно всё легендами обросло, вздыхают старики, что нет ничего настоящего в современном мире, всё можно искусственно сделать, то ли дело в их времена…
Автор: Мавридика де Монбазон
