Даша грустно смотрела в серое окно, затянутое грязной, туманной дымкой. Предвечерний смог плавал даже здесь — за городом, от него невозможно было нормально дышать, и в горле словно что-то спирало, постепенно и медленно. Сегодня было её дежурство — её и старенькой Зинаиды Григорьевны.
Успокоив детей, Зинаида Григорьевна и сама отправилась подремать, а она, Даша, заснуть никак не могла. Мысли, одна навязчивее другой, кружились в голове, как встревоженные птицы, и не давали покоя.
Когда они с Петром так отдалились друг от друга?
Когда стали такими чужими и ненужными друг другу?
Когда настал этот переломный момент, сводящий на нет все девять лет брака?
Наверное, тогда, когда они оба не смогли смириться с потерей двоих детей на самых ранних месяцах их жизни… Первого ребёнка Даша оплакивала так сильно, что казалось — с ума сойдёт и до психушки недалеко.
Пётр спасался работой, а вечером, приходя домой, утешал горюющую жену. Так длилось год. Через три года боль от потери малыша притупилась, и они решились на вторую попытку.
К тому времени Пётр получил существенное повышение на службе, и бросил к ногам жены всё — лучших врачей, курорты, дорогие препараты, отдых, выполнял все её прихоти. С каким волнением и нетерпением они ждали сыночка!
Муж пылинки сдувал с жены, и с работы мчался домой — помогать. Но второй ребёнок умер на шестом месяце…. Ни один врач не мог определить, что было с детьми — оба ушли тихо, во сне.
Даша думала тогда, что умрёт. Умрёт, чтобы быть со своими детьми там, на небесах, у равнодушного Бога. Почему одним всё, а другим — ничего? Почему нормальные семьи, желающие иметь детей, не могут этого в силу обстоятельств, а разные алкоголички рожают «на раз-два» здоровых детей?
Даша не могла найти ответы на эти вопросы. Рядом был безутешный Пётр, и она должна была жить хотя бы ради него. Еле-еле она вырвала из сердца горе, но какие-то зачатки всё же поселились там навечно. Считая себя ущербной и виноватой, Даша ударилась в религию, а вскоре пошла работать за копейки в один из детских домов за городом простой нянечкой.
С Петром они виделись только по вечерам — он рассказывал ей о работе, она ему — о своей. Попыток снова стать родителями они больше не делали. И постепенно стали далеки друг от друга, как никогда.
И вот — Даша считала это вполне закономерным — у Петра появилась другая женщина. Ей было всё равно. Она уже столько теряла, что эта последняя потеря в виде собственного мужа казалась ей незначительным событием. Она очень хотела, чтобы её Пётр был счастлив, за это время они настолько оба измучились, что было только одно желание — остаться наедине, порознь, забыть всё то, что пережили, как страшный сон…
На город постепенно опускалась тьма. Даша решила немного прогуляться в парке, который окружал территорию детдома. Закутавшись в тёплую шаль — на улице было прохладно, она по-старушечьи медленно побрела по тропинке.
В сторожке недалеко от ворот горел тусклый свет. Даша с усмешкой увидела в окно, как молодой охранник наливает из бутылки мутную жидкость в стакан. Молодая женщина поёжилась, поправила на голове платочек и пошла по тропинке вдоль забора, так же погружённая в свои мысли.
Но вдруг её слух настойчиво выловил из тишины какой-то тоненький, невнятный писк. Даша дошла до ворот. Писк раздавался оттуда, и женщина решила, что это котёнок или щенок прибились сюда в поисках еды и тепла.
Она постучалась в будку охранника. Он открыл ей и с нескрываемой досадой спросил:
-Что-то случилось, Дарья Викторовна?
-Лёш, открой мне ворота — попросила женщина.
-Да вы что, Дарья Викторовна, зачем? — нахмурился охранник. Ему очень хотелось вернуться к сериалу, который показывали по старенькому, видавшему виды телевизору, и к бутылке, которую он прятал за кроватью.
-Открывай, говорю, там пищит кто-то… А то скажу завтра директрисе, что пил тут…
-Сразу скажу, скажу — пробурчал мужчина, и, бряцая ключами, пошёл открывать. За ним двинулась и Даша.
Алексей отомкнул ключом скрипучие ворота, открыл их и произнёс, вглядываясь в темноту:
-Ну котята тут, Дарья Викторовна, вон в коробке. Подкинул кто-то…
Он хотел сказать что-то ещё, но внезапно замолчал. Тишину прорезал оглушительный детский плач. Даша и охранник переглянулись.
Оттолкнув его, женщина бросилась к коробке, схватила её и понесла с собой. В будке охранника, при свете, они увидели новорождённого ребёнка. Младенец был закутан в клетчатое одеялко. Больше ничего не было.
Хотя нет — в коробке лежала записка, нацарапанная карандашом. Детский, корявый почерк вещал на клочке бумажки о том, что она ещё молода, ребёнок ей не нужен, имя не давала, грудью не кормила, просила не искать, так как она всё равно уедет из этого города.
Даша бессильно опустилась на стул вместе с младенцем, прижала его к себе, согревая и покачивая, потом сказала решительно охраннику:
-Сбегай, разбуди Зинаиду Григорьевну. Ну быстро, Лёш! Надо же делать что-то!
Протрезвевший от всего происходящего молодой человек, не возражая, бросился к зданию детского дома.
Запыхавшаяся, с безумными заспанными глазами старушка, решительно начала раздавать указания — Дашу отправила в прачечную за чистым бельё, чтобы укутать младенца, Алексею сказала вызывать полицию, сама же, с ребёнком на руках, стала звонить директрисе.
Когда далеко за полночь все мытарства с полицией закончились, Даша осталась с ребёнком. Это была девочка — очень хорошенькая, похожая на живую куклу.
Женщине было до боли жаль эту крошечную капельку, отвергнутую матерью. Как она могла вот так бросить дитя? Где она теперь и как будет жить с этим?
Подошла и села рядом Зинаида Григорьевна. Помолчала, посмотрела на девочку, покачала головой:
-Ох, бедное дитя… Всё от матерей этих, вертихвосток молодых. Беременеют, а потом бросают их, как каких щенков или котят… И пошто кому нормальным дитя Бог не даёт, а всяким девкам подзаборным раз плюнуть…
Сама того не понимая, простодушная старушка разбередила в Даше такие переживания, что женщина уткнулась в пелёнку, в которую была закутана малышка, и разрыдалась. Испуганная старушка бросилась утешать её и извиняться. Так они и просидели молча, до утра, рядом.
Всю неделю Даша о чём-то напряжённо думала. Она перестала разговаривать с мужем, постоянно находилась в состоянии какого «морального прыжка» и словно не могла, упорно не могла принять какое-то решение, очень-очень важное решение. В один из дней она пришла с работы домой и застала мужа в их спальне, которая некогда хранила все секреты их былой страсти, а сейчас была холодной и неуютной. Перед Петром стоял чемодан.
-Даша — начал он. Говорить ему было трудно, он словно выдавливал из себя пустые, тяжёлые слова — я не могу так больше. Пойми, я живой человек. Я устал. Страдать и переживать. Не хочу больше. Ты вся в своём горе. И мы поодиночке. А так быть не должно. У нас давно уже не семья, а просто какой-то сгусток страданий, Даша.
Он помолчал. Бледное его лицо говорило о том, что решение далось ему с трудом.
-Она меня отогрела, понимаешь. И я теперь не могу без неё. Надо было нам обратиться к психологу в своё время — возможно сейчас мы бы спасли наш брак. Я ухожу, Даша. У тебя останется квартира и машина. Я буду помогать тебе, чем смогу. Всё-таки мы не чужие люди, много лет вместе прожили и многое пережили.
Женщина спокойно восприняла его слова. В её лице не было ни капли обиды, разочарования и горечи.
-Ты имеешь право на счастье, Петя. Я не осуждаю тебя. И я отпущу. Но сначала мне нужна твоя помощь в одном не простом деле. Ты должен помочь мне удочерить Надю. В конце концов, у тебя связи. Не бойся, это будет только мой ребёнок, я сама буду растить девочку.
Даша рассказала ему историю подкидыша. Не сразу, но Пётр понял её и принял её решение. Девочка была так же одинока, как Даша. И женщина могла подарить малышке настоящую семью и счастье.
После долгих бюрократических мытарств Петру удалось сделать так, чтобы Даша смогла удочерить брошенного ребёнка.
А женщина с тех пор так преобразилась, что её было просто не узнать. Теперь постоянно лёгкая улыбка озаряла её лицо, она словно порхала от счастья, не замечая ничего вокруг. В её душе и сердце, казалось, поселилось солнце, вечное солнце любви к беззащитной, маленькой крошке, так нелепо брошенной её биологической матерью к воротам детдома. Даша сделала ремонт в квартире, превратив одну из комнат в детскую, обставила её красивой мебелью, купила для дочки всё необходимое.
В один из дней, самых счастливых в её жизни, она приехала с Наденькой домой. Входя в квартиру, заметила вслух:
-Ну вот, дочка, это твой дом! Теперь мы всегда будем рядом — ты и я, и больше никто нам не нужен.
Теперь каждый день приносил Даше особое удовольствие. Она, как губка, впитывала жизнь каждой клеточкой своего тела, и ей казалось, что никогда она, эта жизнь, не приносила ей столько удовольствия и радостных ощущений, как сейчас.
Год спустя в дверь квартиры раздался звонок. Даша открыла дверь и удивлённо посмотрела на Петра.
А тот с удовольствием смотрел на так сильно изменившуюся бывшую жену. В глазах её была уверенность, вся она была спокойная, наделённая какой-то внутренней, неизвестно откуда взявшейся силой.
Рядом с ней, цепляясь за платье, стояла кудрявая малышка, и, подняв головёнку, удивлённо смотрела на него. Пётр усмехнулся, глядя на ребёнка — ему показалось, что девчушка похожа на него в детстве.
-Пустишь? — спросил мужчина. В его голосе прозвучали просительные нотки – я до сих пор люблю тебя, Даша. И мне никто не нужен, кроме тебя. Та женщина… она чужая мне, а ты родная…
Даша кивнула и впустила его в квартиру.
Через год с небольшим в их семье появилась ещё одна кудрявая малышка.
Автор: Муза на Парнасе
