— Может быть, и ребенок не твой, ты бы пригляделся к нему, Паша. У этих городских ни стыда, ни совести, вполне могла нагулять Танька сына, пока на свои сессии ездила.
Я случайно услышала этот разговор, а вела его свекровь моей подруги Тани со своим сыном. Паша и Таня только недавно стали счастливыми родителями маленького Максимки, и слышать такие слова от его бабушки было просто невыносимо.
Я стояла ни жива ни мертва, боясь услышать, что же скажет на это сам Паша. Мы с Танькой дружили с самого детства. Во всем подражали друг другу, одевались фактически одинаково, носили одинаковые прически и с парнями встречались, только если они между собой были друзьями. Нам повезло выйти замуж за двоюродных братьев, и от этого радости нашей не было предела. Мы с Танькой теперь были не только подругами, но и родственницами! Когда мы познакомились, мой будущий муж Коля и его двоюродный брат Паша учились в нашем институте на последнем курсе. Мы с Танькой тогда только-только перешли на второй курс и доучивались, уже будучи замужем.
Коля и Паша жили в общежитии, оба они были из далекого села. Покидать родные края ребята не хотели и сразу озвучили свою позицию — жить будем в деревне.
Мы с Танькой действительно были городскими до мозга костей. Даже в лесу почти не бывали. Но все же ради любви готовы были последовать за своими избранниками хоть на край света.
Коля и Паша, окончив институт, уехали в деревню, но на каждые выходные приезжали в город. Целый год мы встречались таким вот образом, а потом сыграли две свадьбы с разницей в одну неделю.
Мы с Таней перевелись на заочное отделение и смело окунулись в непривычную для нас сельскую жизнь. В те времена на селе жизнь просто кипела, и рабочие руки были очень востребованы. К тому же в поселке, откуда были родом наши новоиспеченные мужья, располагался большой завод по производству химической продукции, где мы все вчетвером теперь и работали.
Жили мы на соседних улицах и часто ходили друг к другу в гости. В общем-то, мы с Таней довольно быстро привыкли и к грязи под ногами, и к удобствам во дворе. Резиновые сапоги заменили лаковые сапожки на каблучке, а в остальном мы остались прежними и все так же во всем подражали друг друга.
Вот только Таня и Паша уже стали родителями, а у нас с Колей до недавнего времени все никак не выходило. Когда я услышала разговор Танькиной свекрови и ее мужа, я как раз возвращалась от врача с радостной вестью и сначала решила рассказать об этом подруге. Но не успела, став свидетельницей той сцены.
Я притаилась возле забора, словно воровка, желая услышать продолжение разговора.
— Ну, не знаю, мам. Хотя мне тоже странным показалось, что Максимка такой светловолосый родился. Но, может быть, еще потемнеют волосы? — к моему ужасу сказал Паша.
Я отпрянула от забора и побрела прочь. Наши с Таней свекрови были родными сестрами, и всю дорогу я думала только об одном — а вдруг и моя свекровь так же воспримет мою беременность? В прошлом месяце я две недели провела в городе. Моя мама сильно заболела, и я никак не могла оставить ее. Даже взяла на работе отпуск без содержания. А вдруг Алевтина Тимофеевна, моя свекровь, тоже припомнит об этой моей отлучке и станет обвинять меня?
Я шла очень медленно, но сердце стучало так, что мне казалось, встречные люди слышат его стук и оглядываются на меня, пытаясь понять, отчего я так взволнована.
Я ничего не сказала в тот вечер мужу о том, что узнала от врача. Побоялась. Вдруг реакция Николая будет не такой, как я ожидала ранее? В результате моя радость от того, что мы скоро станем родителями, так и осталась только моей.
Целых две недели я скрывала от всех известие о том, что беременна. А потом поняла, что так будет только хуже. Раз я что-то скрываю, значит, чувствую вину за собой. А никакой вины за мной не было. В конце концов, я ни в чем не виновата, и если мой ребенок кому-то здесь не угоден, то он останется только моим!
То утро, когда я все же решилась рассказать обо всем своей семье, началось для меня с приступа тошноты.
Едва я вернулась из сортира, меня встретила свекровь.
— Катя, что такое, что случилось? — спросила она. — Неужели суп, что ты вчера вечером ела, все же прокис?
— Нет, нет! Все в порядке! Суп был очень вкусный.
Я смахнула с лица слезы. Совсем не так я хотела преподнести свое известие.
— Катя! — строго посмотрела на меня свекровь, и я окончательно расплакалась.
Слова сами собой вырвались наружу, и я рассказала свекрови о том разговоре, что подслушала возле дома ее сестры, Танькиной свекрови. В конце поведала и о том, что из-за этого уже две недели не могу признаться в том, что у меня будет ребенок.
— Вдруг вы тоже такого мнения обо мне, — плакала я.
— Катя, ну что за глупости?! Валя, моя сестра просто пророчила своему сыну в жены другую, вот и взъелась на Татьяну. При чем тут мы с тобой? Я же вижу как Николай мой с тобой счастлив! Чего мне еще желать для сына? А то что ты городская, так это даже очень хорошо. Раз ты ради моего сына в село приехала жить, значит по настоящему любишь его! А для меня это важнее всего.
Я еще сильнее заплакала после ее слов. Никак не могла вымолвить слово «спасибо»! Мы обнялись и сидели так некоторое время. Пока в кухню не вошел Коля.
— Что за потоп с утра пораньше? Чем я опять провинился? Даже в баню вчера с мужиками не пошел, домой спешил.
— Баня! — передразнила его Алевтина Тимофеевна. — Папкой скоро станешь! Баня!
Коля выронил из рук чашку, и она с грохотом упала на пол, даже не разбившись.
— Правда?
Лицо у мужа было таким по-детски растерянным, что я успела еще раз испугаться.
— Правда, правда! Подтяни штаны, горе отец!
Алевтина Тимофеевна похлопала сына по спине и вышла из кухни, оставив нас наедине. Через минуту мы уже целовались, и такой нежности в глазах Николая я еще не видела ни разу.
Всю беременность муж буквально сдувал с меня пылинки, да и свекор со свекровью относились словно к принцессе. Таньке я тогда не стала рассказывать о том, что подслушала. Да и вообще постаралась забыть обо всем. Подруга моя ни на что не жаловалась. Так только, бывает, промелькнет в ее разговоре, что, мол, свекровь ее, Валентина Тимофеевна, снова отругала ее за что-либо. Но и на это Таня никогда не обижалась.
Незадолго до того, как мне должно было родить, мы с Таней вместе возвращались из магазина. Мы обе выглядели очень счастливыми. Таня держала за руку своего сына, Максим не так давно научился ходить, и теперь за ним нужен был глаз да глаз. Я периодически касалась своего живота, чтобы усмирить нашего с Колей ребенка, который уже вовсю жаждал увидеть этот удивительный мир. Мы с Таней хохотали над чем-то, уже и не припомню, над чем именно, когда на встречу нам выбежал Танькин муж Паша.
Его лицо было перекошенным от злости, и весь вид его был настолько угрожающим, что я невольно попятилась от него.
— Паша, ты что, уже успел по нам с сыном соскучиться? — попыталась шутить Таня. Хотя я видела, подруга тоже была напугана.
— Не смей называть этого ублюдка моим сыном, тварь!
При этих словах Паша со всей силы ударил Таню кулаком по лицу. Танька навзничь повалилась на землю, а мой живот пронзила ужасная боль. Я видела, что Танька не встает и даже как будто не шевелится, но ни о чем не могла думать, как только об ужасной боли внизу живота.
Из домов, расположенных неподалеку, выбежали люди. Они окружили Таньку, а две женщины подошли ко мне и проводили меня в чей-то дом. Я не видела, что было дальше. Не видела, как приехала скорая и Таньку увезли в больницу. Меня тоже вскоре забрала вторая бригада врачей, вызванных односельчанами.
Едва меня доставили в больницу, я почти сразу родила. Мне сказали, что мальчик слабенький и нужно быть готовой ко всему.
Сколько слез я выплакала в ту ночь! Страх за новорожденного сына, опасения за подругу и собственное бессилие — вот все, что я тогда ощущала. И это вместо радости от того, что я стала мамой.
Когда утром я спросила Колю о Тане, он ничего не ответил, только отвел глаза. И после этого родные скрывали от меня все, что случилось после того, как меня отправили в больницу.
Потом нас с малышом перевели в детскую больницу, и мы находились там без малого три недели. К тому времени мне уже было известно о том, что моя подруга не выжила. Таня ударилась головой о камень на дороге и скончалась еще по пути в больницу.
Это были самые страшные дни в моей жизни. Иногда я сама хотела уйти туда, куда ушла моя подруга. Врачи постоянно пугали меня тем, что мой ребенок может в любое время умереть, и я находилась в постоянном стрессе. Молока у меня не было, сына подкармливали другие мамочки, те, у которых молока было хоть отбавляй.
От мужа я узнала, что Пашу сразу забрали в следственный изолятор, и никто не сомневался в том, что его посадят. Следователь приходил и ко мне прямо в больницу, и мне пришлось дать показания против Паши. А потом даже выступить в суде в качестве свидетеля.
Не знаю. У меня не было злобы на Пашу. Лишь некоторое разочарование в нем самом как в человеке, с которым мы раньше были дружны. Как выяснилось, помешательство Паши возникло после того, как к ним домой заявился какой-то белокурый городской щеголь и заявил, будто он любовник Тани и является отцом ее ребенка. Кем был этот человек, я не знала. Когда его описывала Валентина Тимофеевна, я убеждалась в том, что он не похож ни на кого из наших с Таней общих знакомых. И еще я удивлялась, как я могла ничего не знать об этом человеке? У нас с Таней никогда не было секретов друг от друга, и даже если бы Танька побоялась рассказать мне о своей случайной связи, все равно в этой истории что-то не сходилось. На сессии в город мы всегда ездили вместе. И все время, пока были в городе, фактически не расставались. Разве что ночевали каждая у своих родителей. Так же мне было не понятно, для чего этот человек спустя почти два года стал разыскивать Таню и ребенка? Ерунда какая-то получалась.
Нашего сына мы назвали Сашей. Из больницы нас выписали, но малыш по-прежнему был слаб и находился под наблюдением врачей. Как-то раз под вечер, когда на улице уже совсем стемнело, моя свекровь привела к нам домой Максима, сына Тани.
— Совсем Валька умом тронулась, — посетовала Алевтина Тимофеевна, — скоро со свету сживет мальчонку. Орет как полоумная, называя его приблудышем. Пусть Максим у нас поживет, а?
Свекровь умоляюще смотрела на нас, ища поддержки.
— Коля! Пожалуйста! — присоединилась я к ее мольбам и начала помогать раздевать мальчика.
Я знала о том, что Николай немного винит Таню в том, что его двоюродный брат теперь в тюрьме, но муж поддержал наше решение насчет Максима. И свекор тоже.
— Конечно, пусть живет, — в один голос сказали мужчины, — мальчик ни в чем не виноват.
Так Максимка стал жить с нами, и не знаю, как так получилось, но именно с того самого дня наш Сашка пошел на поправку. Врачи считали, будто помогли лекарства, которыми они пичкали сына с самого рождения. Но мне кажется, виной тому был добрый жест моей свекрови. Что ни говорите, но добро никогда не остается без награды. Просто не все замечают щедрость судьбы, считая, что им просто в чем-то повезло.
Я целыми днями сидела с обоими детьми и вскоре уже считала Максима своим старшим сыном. Макс рос смешливым ребенком и напоминал мне мою подругу Таню. Его белокурая макушка вскоре начала темнеть, и версия о том, что его отцом был приезжий блондин, распадалась на глазах.
Однако ни этот факт, ни что-либо еще не могло убедить свекровь Тани в том, что Максим ее родной внук. После того как мы поселили у себя мальчика, Валентина Тимофеевна перестала общаться с нами. Даже с собственной сестрой не разговаривала. Когда она встречала меня на улице с двумя детьми, останавливалась и плевала нам в след.
Некоторые односельчане поддерживали ее в таком решении и поносили имя Татьяны. Но были и те, кто не верил во все происходящее. В основном это были те, кто хорошо знал Таню. Подруга всегда была добра к людям, поэтому на селе многие с ней дружили. К тому же за время ее замужества никто не мог упрекнуть Таню в легкомысленности. Таня была хорошей женой и матерью. Никогда не перечила своей свекрови, несмотря на то, что та ее не любила и говорила о ней гадости.
История эта получила продолжение спустя три года. Коля со свекром ездили в город по делам. Когда они зашли в столовую пообедать, за одним из столиков они увидели директора нашего завода Кирилла Викторовича.
— Так и не поняли, с чего он так перепугался, увидев нас, — пожал плечам свекор.
— Ага, даже сделал вид, будто не узнает, — добавил мой муж.
— Может быть, он стеснялся того, что на его тарелке была дорогая осетрина, а мы с тобой взяли в столовой дешевые котлеты? — рассмеялся свекор.
— Точно, — прыснул Коля, — зарплату поднимать отказывается, а сам питается по-королевски.
Мы со свекровью переглянулись, подумав об одном и том же.
— Он один в той столовой обедал? — лукаво улыбнувшись, спросила Алевтина Тимофеевна.
Я знала, она недолюбливает директора завода. В молодости Кирилл Викторович не давал свекрови прохода и никак не желал понять то, что его личность не вызывает ответных чувств.
— С каким-то белобрысым разодетым парнем, — поморщился Николай, наверняка припомнив того самого городского франта, что стал причиной трагедии, произошедшей с Пашей и Таней.
Весь вечер я думала об этом разговоре, а на утро поделилась своими мыслями с Алевтиной Тимофеевной.
— Я и сама об этом думала, Катя. Хотя ерунда какая-то получается, но уж очень этот блондин, который обедал вместе с Кириллом, похож на того приезжего. Я специально вчера у мужа выспросила в подробностях, как он выглядел, и получается, просто один в один подходит под тот портрет, что описывала Валентина.
— Только что от этого толку? — грустно спросила я.
— Не знаю. Да только и успокоиться не могу. Все время, кажется, неспроста Кирилл так испугался, встретив наших мужиков.
К вечеру свекровь позвала меня в сарай и зашептала:
— Катя, я вот что думаю, надо прижать Кирилла и пусть нам расскажет, кто тот человек, с которым он осетрину на двоих кушает!
— С чего вы взяли, что он будет с нами об этом говорить?
— Куда же он денется, когда у меня на него есть компромат готовый?!
— Какой? — невольно хихикнула я, представляя невысокого пухлого директора завода.
— А, такой! Я тоже как-то раз директора нашего в городе случайно встретила. Мы с мужем на рынок овощи отвозили, год выдался урожайный, у нас много чего в избытке наросло, вот и решили продать. Так вот, Кирилл там миловался с одной из продавщиц. Не поверишь, прямо в одном из складов. Я случайно туда зашла, туалет искала. Кирилл потом меня умолял не рассказывать ничего его жене. Он должность эту получил благодаря своей супруге, вот и дрожал за свою шкуру.
— И вы на самом деле никому ничего не рассказали?
— Не люблю я сплетни, Катя, ты же знаешь. Если бы меня спросили, я бы врать не стала, сказала то, что видела. А самой доносить кому-то на других — себе же хуже делать.
Алевтина Тимофеевна и впрямь в тот же день отправилась в кабинет директора завода и вернулась оттуда еще более задумчивой. Мы закрылись с ней в летней комнате, и Алевтина Тимофеевна сказала:
— Отказался он мне что-либо рассказывать. Даже под угрозой собственного разоблачения. Наплел, что тот мужчина со светлыми волосами просто сын его старинного приятеля. Только глаза Кирилла при этом так бегали, что все сомнения у меня пропали. Это тот самый парень, что приезжал тогда к моей сестре и назвался ухажером Тани.
— Но зачем он сделал это? И как Кирилл Викторович с этим связан?
— И на этот счет у меня у самой появились некоторые догадки. Дочка Кирилла еще со школы за Пашей бегала. Только, ты знаешь, красотой она не вышла, вот племянник на нее внимания и не обращал. А потом на Тане женился. Валентина, моя сестра, поэтому Таньку так и невзлюбила. Очень ей хотелось с директором завода породниться.
— И что вы думаете, дочка Кирилла Викторовича к этому имеет какое-то отношение?
— Отчего-то я в этом просто уверена.
Я снова не спала тогда всю ночь и решила, что хочу во что бы то ни стало восстановить доброе имя своей подруги. Максим подрастал, и однажды кто-нибудь из недоброжелателей мог ранить его светлую душу рассказами о его маме. Я не могла этого допустить в память о всем, что нас связывало с Татьяной.
То, что в итоге помогло нам восстановить справедливость, было лишь одной из моих догадок. Причем не самой лучшей. Пожалуй, я задала тогда этот вопрос своей свекрови просто так, чтобы исключить эту версию.
— Алевтина Тимофеевна, а вы не запомнили, как выглядела та продавщица, с которой Кирилл Викторович развлекался в одном из рыночных помещений?
— Ну как? Обычная, ярко накрашенная дамочка. Блондинка. Наверняка крашенная, тогда это было очень модно.
Взяв за основу эту информацию, я решила — будь что будет! В конце концов, может быть, мне удастся хоть что-то выжать из директора завода.
Я подкараулила Кирилла Викторовича возле его автомобиля, когда он собирался поехать домой после работы. Я сказала ему, что мне известно о том, что у него есть внебрачный сын, и завтра же об этом будет знать весь поселок. Людям для того, чтобы чесать языки, особенно когда дело касается кого-то из руководства, не нужны доказательства. Главное, пустить сплетню.
— Как ты узнала? — спросил побледневший Кирилл Викторович, и я сама чуть было не выдала себя, едва не подпрыгнув на месте. Моя догадка оказалась верной! Блондин был сыном Кирилла Викторовича, родившимся от той рыночной торговки!
— Неважно, как я узнала! Но, поверьте, я сделаю все, чтобы об этом узнали все!
— И что тебе нужно за молчание? Деньги?
Кирилл Викторович подошел ко мне вплотную. Его лицо покрылось потом, и он достал из кармана носовой платок.
— Только одно. Ваше признание! Я хочу знать, зачем ваш внебрачный сын выдал себя за любовника Тани?
— Они и были любовниками.
— Не врите! Таня не была с ним даже знакома!
Кирилл Викторович упрямо молчал, и тогда я добавила:
— Как хотите. Если вы не скажете мне всей правды, я пойду до конца!
— Я уволю твоего мужа! — пригрозил директор завода.
— Тогда вас будет ждать еще более веселая жизнь.
Я скрестила на груди руки. На губах застыла загадочная улыбка. Я поняла, связь с той женщиной, от которой у Кирилла Викторовича есть внебрачный сын, может быть не единственной.
— Я поведаю вашей жене о всех ваших приключениях. И тогда, боюсь, вы уже никого не сможете уволить. Вам самому придется искать себе место работы, а в вашем возрасте сложно переквалифицироваться.
Директор достал из пачки сигарету и выронил ее в грязь. Затем потянулся за другой. Руки его дрожали.
— Не нервничайте так, Кирилл Викторович. Нам с вами всего лишь нужно доказать людям невиновность Татьяны. Уверяю вас, в этом случае о ваших похождениях никто не узнает. Ни одна живая душа.
— Как я могу быть в этом уверен?
— Я даю вам слово!
Директор хмыкнул.
— Ладно, — произнес он, прикурив свою сигарету. — Моя дочь тоже однажды прознала о том, что у нее есть брат. Она встретилась с ним и, зацепившись за его внешность, придумала этот дурацкий план. Не знаю, что она прицепилась к этому Паше? Говорит, что любит его и никто ей больше не нужен. Валентина, мать Пашки, на каждом углу болтала о том, что ребенок Таньки не похож на ее сына. Слишком светленький, тогда как волосы Павла точно смоль. Вот дочка моя и решила выдать своего брата за любовника ненавистной ей Татьяны. Они сами с моим сыном договорились обо всем, а мне дочь велела не вмешиваться, угрожая рассказать обо всем своей матери. Сын мой тогда учился в театральном училище, и ему было даже несколько лестно поучаствовать в таком спектакле. Тем более что они разыграли все это не перед самим Пашей, а перед его матерью. Моему сыну все же не хотелось быть битым. Никто из нас не думал, что вполне безобидная шутка приведет к таким последствиям. Дочь моя надеялась только на то, что Павел разведется со своей женой и тогда она будет рядом с ним.
Я поняла, что Кирилл Викторович боится свою дочь не меньше, чем свою жену. Именно поэтому он отказывался признаваться во всем. И именно это осложняло мою задачу. Дочь Кирилла Викторовича ни за что не признается в том, что затеяла подобную пакость. Это означало бы выставить себя этакой неудачницей, которая по другому не может найти себе мужа.
Слова вылетели сами собой. Как будто кто-то свыше подсказал мне такой выход.
— Значит, так, вам нужно каким-то образом убедить свою дочь не соваться больше в это дело. Тогда ее репутация не пострадает, хотя она этого и не заслуживает. Вы сами тоже не пострадаете, если только сумеете договориться со своими отпрысками. Ваш сын, актер, должен признаться во всем. Пусть придумает, как ему лучше это сделать. К примеру, можете сказать то, что он сын вашего старинного друга, как вы и наплели моей свекрови. Вы случайно встретили его в городе и разговорились, рассказав ему обо всех этих событиях. Тогда у парня проснулась совесть, и он, раскаявшись, решил признаться. Пусть скажет, что это он был влюблен в нашу Таню. Но так как она не обращала на него внимания, он придумал таким вот образом отомстить ей.
Кирилл Викторович со скрипом согласился воплотить мой план в действие и в тот же вечер переговорил со своей дочерью. Вот только избалованная дочка не захотела подчиниться отцу и сделать так, как ее просят. Я не учла того, что она не пожелает восстанавливать честное имя Тани. То, что произошло, ей было на руку. К тому же, вполне может быть, она надеялась дождаться Пашу и еще раз попробовать завоевать его.
Дочь Кирилла Викторовича устроила дома настоящий скандал и рассказала обо всем своей матери, жене директора завода.
Все тайное когда-нибудь становится явным. Жена Кирилла Викторовича была женщиной на удивление добросердечной. Она не пожелала скрывать правду ради собственного спокойствия. Ей было жаль Татьяну, которую оклеветали ее родственники.
Через неделю весь поселок гудел от этих новостей. Встретив меня на улице, те, кто раньше злословил на Таню, теперь просили прощения и прятали глаза. Лишь только Валентина Тимофеевна так ни разу и не признала себя виноватой и не пожелала увидеться с внуком.
Спустя два года Паша был досрочно освобожден. Он уже знал, что на самом деле произошло. К счастью, директор завода Кирилл Викторович и его семья к тому времени уже уехали из поселка. Иначе Паша вряд ли оставил бы все как есть и мог бы снова сесть в тюрьму.
Паша подолгу просиживал на могиле Тани. Каялся. С сыном он видеться не спешил. Говорил, что ему стыдно смотреть мальчику в глаза. Максим был уже большим и многое понимал.
Однажды Паша не пришел домой ночевать, и утром его нашли повесившимся на большой сосне, растущей неподалеку от могилы Тани. Не сумел Паша жить с этой тяжестью в душе. Я думаю, он все-таки очень любил Таню. Да и как ее можно было не любить?
Спустя год умерла и Валентина Тимофеевна. Последние сутки она провела в бреду. По очереди выкрикивала имена своего давно умершего мужа и сына. А один раз, в минуту просветления, женщина попросила позвать своего внука. Она заплакала, увидев темноволосого мальчика, как две капли воды похожего на ее сына, и несколько раз произнесла фразу: «Прости меня».
Мы с Николаем вырастили Максима как собственного сына. Через какое-то время завод в нашем поселке, как и другие предприятия в округе, закрылся, и мы, продав наш дом, перебрались в город.
Моя свекровь, Алевтина Тимофеевна, живет вместе с нами. Недавно она отметила свое девяностолетие. Я за очень многое благодарна ей, но более всего за Максима! Сын моей подруги вырос замечательным человеком, а какая бы судьба ожидала его, если бы моя свекровь не вмешалась тогда, я не знаю.
Автор: Юферева С.
